на его место. Теперь я Велиал, пожиратель душ, старейший из девяти Принцев Ада, командующий бесчисленными армиями проклятых.

«Понятно, – произнес Джем. – И все же я задаю себе вопрос: зачем ты пришел сюда? Какое послание ты надеешься передать?»

В сознании бормотали взволнованные голоса, но Джем проигнорировал их – сейчас он был обычным человеком. Человеком, который любил и испытывал земные чувства, и прежде всего стремился защитить свою семью: Уилла, Тессу, их детей.

«Твой предшественник страдал от нездоровой одержимости одной семьей Сумеречных охотников, – продолжил Безмолвный Брат. – Эта навязчивая идея стала причиной многих бед и разрушений и в конце концов привела к его гибели. Надеюсь, эта слабость не перешла к тебе по наследству?»

– Еще чего, – усмехнулся новый Велиал. – Это его потомки, ко мне они не имеют никакого отношения. Мне безразличны люди, о которых ты говоришь, они для меня ничто. Предыдущий Велиал стал слабым из-за своего увлечения ими. Я надеюсь вернуть былое могущество Принца Ада.

«И ты заглянул сюда по доброте душевной, чтобы успокоить меня? – сказал Джем. – Нет. Ты боишься Кортаны. Ты знаешь, что она прикончила твоего предшественника. И не хочешь стать следующей жертвой ее владелицы».

– Людям не дано понять, что и как происходит на Небесах и в Аду, – заметил Велиал, но его улыбка была немного искусственной. – Если эта девчонка из семьи Карстерс убьет меня, ничего не изменится; меня лишь заменят другим, а тот, возможно, проявит больше настойчивости и избавится от нее.

«Итак, вернемся к сути, – произнес Джем, – ты хочешь сказать следующее: пусть Эрондейлы оставят тебя в покое, тогда и ты оставишь в покое их».

– Навсегда, – подтвердил Велиал. – Как я уже сказал, они меня не интересуют. Теперь это обычные нефилимы.

С последним утверждением Джем был не совсем согласен, но возражать не стал.

«Я передам эту информацию, – сказал он. – Уверен, им тоже не захочется иметь с тобой дело».

Велиал обнажил белые заостренные зубы.

– Восхитительно, – воскликнул он. – Я перед тобой в долгу, Безмолвный.

«Ты ничего мне не должен», – возразил Джем, но Велиал уже растаял в воздухе; осталось лишь слабое мерцание, но вскоре погасло и оно. Единственным свидетельством демонического визита был черный круг в центре двора, куда не падал снег.

Эпилог

В этот год лето пришло в Лондон поздно, а в Чизвик-хаус еще позже, как будто в поместье существовала какая-то своя смена времен года, отличная от лондонской. Несмотря на голубое небо над головой, Корделии казалось, что сады окутаны тенью; деревья зазеленели, но на заросших сорняками цветниках распустилось лишь два-три цветка. Девушка невольно вспомнила ту ночь, когда она впервые увидела этот дом, демонов, притаившихся во тьме, ветер, который нашептывал ей: «Уходи, тебя сюда не звали».

Сегодня все было иначе. Конечно, сам особняк мало изменился, но изменилась сама Корделия. Она пришла сюда не только с Люси и не тайком от всех, как в прошлый раз, – нет, она была окружена друзьями, членами семьи, рядом были ее муж и ее парабатай. Сейчас Корделия не возражала бы даже против снегопада. Среди этих людей она в любую погоду чувствовала себя уютно и спокойно.

Земля в заброшенном саду слежалась за многие годы, и выкопать яму оказалось нелегко. Это заняло все утро, хотя они копали по очереди; но в конце концов им удалось вырыть прямоугольную яму, в которую помещался гроб Джесса. Его принесли из сарая и поставили на траву на краю.

Собираясь в Чизвик-хаус, друзья взяли с собой корзины с едой и напитками, хотя вовсе не собирались устраивать здесь пикник. Зато после физической работы было приятно угоститься имбирным пивом. Все были немного потными и взъерошенными, юноши сняли пиджаки и засучили рукава рубашек. Джеймс работал больше всех, и Корделия не уставала любоваться его мускулистой фигурой. Наконец, посоветовавшись с Мэтью, он решил, что яма уже достаточно глубока, выбрался наверх и обвел взглядом стоявших вокруг друзей. Здесь собрались все: Люси и Джесс, Томас и Алистер, Анна и Ари, Мэтью с Оскаром, Корделия и Грейс.

– Ну хорошо, – произнес он, опираясь на лопату, как могильщик в «Гамлете». – Кто хочет быть первым?

Друзья переглянулись – с некоторой робостью, как дети, которых застали за шалостями. Все, кроме Анны. Та никогда не выглядела робкой. Потом все посмотрели на Мэтью. Он сидел на траве и чесал Оскара за ухом. В конце концов, это была его идея.

– Понятно, – усмехнулся он. – Очень хорошо. Я покажу вам, как это делается.

И Мэтью, поднявшись, подошел к открытому гробу. Оскар залаял. Деревья отбрасывали кружевные тени на зеленый жилет Мэтью. Последние полгода он не стриг волосы, и они касались воротника рубашки. Юноша усиленно тренировался и теперь не выглядел ни худым, ни болезненным. И улыбался он теперь иначе, искренне, счастливо, а не так, как год назад, когда Корделия переехала в Лондон, и даже не так, как зимой в Париже.

Театральным жестом Мэтью извлек из внутреннего кармана бутылку с золотистой жидкостью. Бренди.

– Вот, – произнес он, наклонился и положил бутылку в гроб. – Думаю, никого из вас не удивил мой выбор.

Корделию, по крайней мере, вид бутылки не изумил, и она была уверена, что остальные тоже ожидали чего-то в таком духе. Когда зима наконец отступила, все почувствовали себя так, словно вышли на свет после долгого блуждания во мраке. Они поддерживали друг друга эти полгода, но всему приходит конец, и первой об этом заговорила Анна. Вскоре их маленький кружок должен был распасться. Джеймс и Корделия собирались в свадебное путешествие; Мэтью отправлялся в дальние страны один; Анна и Ари уезжали в Индию. Алистер и Томас планировали помочь Соне переехать в Сайренворт. После рождения Закари и нескольких месяцев, проведенных с родственниками, у нее почему-то пропало желание жить в Тегеране. Все друзья в той или иной степени изменились, но жизнь продолжалась, и Мэтью перед расставанием предложил провести в саду Чизвик-хауса необычную церемонию, во время которой каждый должен был похоронить предмет, символизирующий прошлое.

«Это не обязательно должно быть что-то неприятное вам, просто некая вещь, которую вы рассматриваете как часть своего прошлого, но не будущего», – сказал тогда Мэтью и с грустью улыбнулся, глядя на Корделию. После января они отдалились друг от друга; нет, это была не вражда, не обида, но той близости, что возникла между ними в Париже, тоже больше не было; чувство, что они понимают друг друга без слов, исчезло. С другой стороны, Мэтью еще больше сблизился с Джеймсом, с Томасом и даже с Алистером.