– На кого они так? – поинтересовалась Алла.

– На полицейских… Только что они делают у нас во дворе?

Тина вскочила с постели и стала натягивать на себя спортивные штаны. Алла последовала ее примеру. Подруги, даже не умывшись, выбежали из квартиры.

Во дворе, кроме полицейских, находились два медика в белых халатах, заклятые подружки Лиза и Лиуза, а также высоченный мужик с костылем – чтобы на костыль опереться, ему приходилось скрючиваться; еще крохотная тетечка в розовой жилетке из пышного меха. Она утопала в ней и напоминала старичка-лесовичка.

– Это Анна, моя соседка, – шепнула Алле Тина. – Очень хорошая женщина. Вкалывает на трех работах, чтобы детям помогать. Я ей тоже иногда деньги даю за то, что она террасу моет, просто так она не берет. Только вещи. – Аллочке стало ясно, что жилет ей Тина подарила, она по сравнению с Анной было весьма крупной женщиной. – А мужик с костылем – брат Луизы, Хесус.

– Девки, идите сюда, – позвала подруг Лиза. Сегодня она украсила свой хвост огромной заколкой со стразами, а губы накрасила алым. – Знаете, что случилось? – И, не дождавшись ответа, выпалила: – Писюна грохнули.

– Голого мужика? – уточнила Тина.

– Ну!

– Кто?

– Поди знай.

Тут же что-то затараторила на испанском Луиза. Тина, которая немного понимала этот язык, выслушала ее, затем возмущенно воскликнула:

– Лиза, что ты врешь? Не убили его.

– Но пытались. И я не сомневаюсь, что умрет Писюн. У него башка пробита. Да ты сама глянь, – и указала на дверь подъезда. Оттуда вывозили на носилках мужчину с перебинтованной головой. Он был бледен, но жив: дышал порывисто, стонал громко.

– Да он красавец, – пораженно проговорила Тина. Лицо голого мужика на самом деле оказалось привлекательным: черты лица правильные, тонкие, ресницы и брови темные, густые, а щетина на подбородке подчеркивала мужественность подбородка.

– А ты разве не знала? – спросила Лиза.

– Впервые вижу его… целиком.

– Значит, к тебе Писюн не приставал?

– Да хватит его обзывать! Человек при смерти, а ты…

– Фамилия у него такая – Писюн. Жак Писюн. Француз.

– Пусьен, – поправила ее Луиза, поняв, о чем речь. Но Лиза отмахнулась от нее и продолжила: – Писюн проходу мне не давал. А к тебе, значит, не приставал? – Ее глаза торжественно сверкнули. Уделала старушка Лиза красавицу Тину. – Я ему сколько раз отказывала, а Писюн все одно – хочу тебя, не могу.

– И почему ты отказывала? – полюбопытствовала Тина. – Сама говоришь, секса все еще хочешь, а дед уже не может…

– Не в моем Писюн вкусе. Я бы байкеру нашему дала, да он не берет.

– Надо же, – с сарказмом проговорила подруга. – Гей, наверное.

– Сто процентов, – на полном серьезе поддакнула она. – А Писюна я обнаружила. Вышла, чтобы прогуляться до базуры. – Помойки – сообразила Алла. – Смотрю – валяется на балконе, голый, а башка пробита. Думала, помер, и вызвала полицию.

Испанцы жадно вслушивались в ее слова, но ничего, кроме одного «базура», не поняли и стали что-то обсуждать друг с другом. Говорили они громко, эмоционально и выглядели гротескно: такие разные внешне, но одинаково чудные, им бы в комедии абсурда сняться.

Переговорив, компания двинулась к одному из полицейских.

– На меня стучать пошли, – выдала Лиза, проводив их хмурым взглядом исподлобья. – Будут рассказывать ментам, какая я гадина, и намекать на то, что если кто и мог Писюну по башке дать, то только я.

– Зачем им на тебя наговаривать? – удивилась Алла. Ей все трое чудиков показались приятными и безобидными людьми.

– Завидуют тут все мне. Я живу в самой роскошной хате. А скоро мне еще одна достанется.

– Дед ей свою завещать хочет, – пояснила Тина. – Кстати, он придет к тебе сегодня?

– Да, вечером. И вчера был. Повадился ко мне на ужин заявляться. Корми его…

– Но он же тебе деньги при мне давал. Тысячу евро.

– И что? Я на них себе зубы вставила. – И демонстративно клацнула ими. – Жадный он, зараза. Чая тут попросил, а я его не пью, только кофе. Так на следующий день принес с собой один пакетик. Один! Пакетик! А если б и я захотела?

– Но ты же чай не пьешь, – напомнила Тина.

– И все равно мелочно это, – высказала свое мнение Алла. – Пачка чая стоит два-три евро, не убыло бы.

– Вот молодец, понимает, что к чему, – одобрительно глянув на нее, проговорила Лиза. – Не то что ты, поэтесса. Ладно, девки, пойду я тоже к ментам. А то любимые соседи на меня сейчас наговорят. До вечера!

И энергично зашагала туда, где столпились полицейский и соседи. А подруги вернулись в квартиру.

– Мы пойдем к ней в гости? – спросила Алла, когда женщины засели за утренний кофе.

– Обязательно.

– Но почему она позвала нас вечером, если у нее будет дед?

– Не хочет его на свои кормить, а я всегда прихожу с пакетом продуктов. Почему – сама догадываешься, наверное.

– Лиза с базуры не только предметы тащит?

– Вот именно. Как-то она мне предложила голубцы, которые я же утром выкинула. Они не были тухлыми, просто не свежими, и я завернула их в пакет, и все равно объедками питаться не хочется.

– Она бедствует?

– Ничего подобного. У Лизы пособие по старости, и в высокий сезон она сдает одну из комнат. Сейчас еще и дед помогает.

– Но содержать пятикомнатную квартиру дорого.

– Она за нее не платит, только за свет и воду. Тут многие так делают. По закону их не могут выселить.

– А Лиза на самом деле гадина?

– Еще какая.

– Тогда почему ты с ней общаешься?

– Она меня забавляет. Я же тебе говорила, что жизнь тут скучная, а Лиза та еще клоунесса.

– Но она, как ты считаешь, могла бы решиться на убийство человека?

– Кишка у нее не тонка, это точно. Но я не думаю, что это она Писюна долбанула.

– Месье Пусьена, – напомнила Алла и хихикнула. – Который Лизе не давал проходу. Как-то сомнительно, не правда ли?

– Кто его знает, этого… Пусьена. Я никогда у него не видела женщины. А потребности наверняка имелись, молодой мужик ведь. А о Лизином прошлом всем известно. За это нужно благодарить ее заклятую подружку Луизу. Они как поругаются, так начинают друг друга чихвостить.

– Но Луиза сама не без греха.

– Она своего прошлого и не скрывала никогда, а Лиза всем богатой вдовой представлялась. Говорила, что как вышла замуж в двадцать пять, так больше и не работала. То есть ни про уборки туалетов в богатых домах, ни про панель. Только Луизе призналась. Та до поры в секрете держала эту информацию, но как-то она попросила подругу ублажить своего брата. Не задаром. Сто пятьдесят евро дала Лизе, чтобы та приласкала беднягу Хесуса. Лиза деньги взяла, но не отработала их. Вот тогда-то и случился первый конфликт.