Она опустила взгляд и высвободила свою руку.

– Извини мне мою неловкость. Мой отец всегда корил меня за нее. Я куплю новую рамку…

– Забудь об этом.

Тедди посмотрела на него:

– Но ведь эта фотография дорога тебе…

– Я должен был давно ее выбросить.

Она смотрела, как Алехандро взял разбитую фотографию, – их с матерью разделяла толстая трещина на стекле. Он долго изучал картинку, выражение его лица было непроницаемым. О чем он думал? Тедди боялась разбередить старые раны своим вопросом.

– Твоя мать очень красивая женщина.

– Она всегда умела хорошо выглядеть на публике. Она и сейчас это умеет.

Алехандро положил фотографию лицом вниз. Тедди почувствовала, что движение символично. Он словно закрыл какую-то главу своей жизни.

– Вы с ней видитесь? – спросила она.

– Иногда.

– А как насчет твоего брата?

Он криво улыбнулся:

– Луис притворяется намного лучше, чем я.

– Ты не простил ее за то, что она ушла от отца.

Тедди утверждала, но не спрашивала: ей были очевидны чувства Алехандро.

Он взял мраморную статуэтку с книжной полки и повертел ее в руках.

– Она не должна была выходить за него замуж. – Он положил статуэтку обратно и добавил: – У нее был выбор: выйти замуж за отца или лишиться семейного наследства.

Тедди нахмурилась:

– Лишиться наследства? Но почему?

Он взглянул на нее:

– Ты не догадалась?

Она прикусила нижнюю губу.

– Оу…

– Она была беременна мной. – Он нахмурился. – Поэтому она никогда не могла простить меня.

Сердце Тедди сжалось. Мать Алехандро сожалела о его появлении на свет и постоянно говорила сыну об этом.

– Она же не винила тебя? Это же смешно!

– С Луисом было по-другому… некоторое время. – Алехандро все еще хмурился. – Некоторые женщины не должны становиться матерями.

Тедди очень давно мечтала о ребенке. Материнские инстинкты были слишком сильны в ней. Тедди знала, что вряд ли когда-нибудь ей суждено держать на руках собственного ребенка, но заглушить в себе желание стать матерью не могла. Поэтому ей так трудно было представить, как можно не любить своего сына, даже если отношения с отцом были далеки от идеальных.

– Она тебя… оскорбляла?

Алехандро долго смотрел на нее, прежде чем ответить:

– Что ты имеешь в виду?

Тедди сглотнула.

– Она била тебя?

Он улыбнулся, но его глаза были полны горечи.

– Слова жалят сильнее, чем удар. Полагаю, что тебе кое-что об этом известно.

Тедди не было смысла врать, ведь рядом Алехандро, который знал, как трудно любить родителей, которых не за что любить.

– Мой отец хотел мальчика. Так что мое рождение разочаровало его. Второе разочарование произошло, когда он понял, что я не красавица. А третье заключалось в том, что я не была достаточно спортивной и даже не смогла стать хорошей наездницей, а он мечтал именно об этом. Я едва справлялась со старым шетландским пони, а он посадил меня на двухлетнего арабского скакуна. Результат ты видишь.

Алехандро нахмурился:

– Он заставил тебя ездить на непослушной лошади?

Тедди вздрогнула. Она вновь вспомнила отца, настаивающего, чтобы она оседлала рысака, который, казалось, был ростом с колокольню. Ее руки дрожали, когда она брала вожжи, а ноги не слушались, когда она пыталась вставить их в стремена. Она была так напугана, что едва не намочила штаны.

– Было некоторое давление, да. Мой отец не терпел отказов.

Брови Алехандро опустились.

– Тебе повезло, что ты осталась жива. О чем он думал? Ведь ты же его дочь!

Тедди стало теплее от его гневных слов. Одри и Генри были слишком напуганы, чтобы перечить отцу, но они тайно поддерживали ее, когда она выздоравливала. Со временем Одри рассказала, что они с Генри решили промолчать, чтобы получить возможность заботиться о ней. Если бы они стали возмущаться, то были бы немедленно уволены, а Тедди пришлось бы отдать на милость нового персонала. Это было мудрое решение. Тедди не могла даже представить, каким было бы ее детство без их любви и поддержки.

– Ты знаешь, отец рассказывал мне о своем детстве в последние минуты своей жизни. Это объясняет его стиль воспитания. Мой дедушка был тираном, и он немилосердно избивал отца за малейшую провинность. Я решила простить отца. Хотя тогда я еще не знала, что он подложит мне такую свинью…

– То есть меня? – засмеялся Алехандро.

Щеки Тедди залились легким румянцем.

– Да… то есть нет… Ты меня запутал. Я просто хотела сказать, что вот уже второй раз мой отец решил насильно осчастливить меня. Даже после смерти он продолжает требовать от меня того, что считал бы идеальным для себя, совершенно не принимая в расчет мои чувства и желания.

Глаза Алехандро сверкнули, но он продолжал улыбаться.

– Я понял, какой мужчина мог бы стать для тебя идеальным мужем! Ты бы хотела, чтобы твой избранник был таким же смирным, как старый шетландский пони, не так ли?

– Я не ищу себе мужа.

«У меня уже есть один, и я не знаю, что с ним делать».

– Ты не хочешь иметь семью?

Тедди посмотрела ему в глаза:

– А ты?

Его лицо стало серьезным.

– Когда-то я думал об этом слишком много.

– Но не сейчас?

Алехандро равнодушно пожал плечами, но его взгляд оставался напряженным.

– Семейная жизнь – тяжкий труд. Знаю это не понаслышке. Жизнь порой, подбрасывает неприятные сюрпризы.

– Но ты же справляешься… с заботой о семье, я имею в виду. Хорхе и Софи – твоя семья, по крайней мере, они так думают.

Он плотно сжал губы.

– Может быть.

Наступило долгое молчание.

– Каким был твой отец до несчастного случая?

Алехандро взял гусиное перо со стола у окна и пропустил его через пальцы.

– Он был хорошим человеком. Спокойным и трудолюбивым. Очень серьезным, но у него на плечах лежала большая ответственность. Мои бабушка и дедушка не очень хорошо управляли делами, по ряду причин. Если честно, кое-кто из них не мог даже управлять собой. – Он положил перо и посмотрел Тедди в глаза. – Вот ведь ирония: отец начал раздражать мать уже через несколько месяцев совместной жизни. Его уравновешенность наскучила ей. Его серьезность опротивела. Она хотела развлечений, новых впечатлений, других любовников. Они много спорили, что сделало моего отца еще более замкнутым. – Алехандро тяжело вздохнул. – А потом произошел несчастный случай.