Через несколько дней у нее окажутся все их деньги — и Синия это знала, и они это знали, но и что с того? Денег, конечно, тонна, но они ж не ебические. (Ебические деньги определяются таким их количеством, при котором можно сказать «ебитесь конем» кому угодно, где угодно и когда угодно, а о последствиях думать не надо.) Ей придется найти, чем заниматься, куда ехать. Возможность на самом деле бросить прежнюю жизнь распухала на глазах, и Синия поняла, что для жизни ей потребуется новая жизнь, а если честно, пугало это ее до чертиков. Время не милостиво к девушке, зарабатывающей своей внешностью, а она уже продлила себе срок реализации, посинев, но теперь-то что делать? Кто же знал, что будущее, на которое она надеялась, явится к ней с такими острыми зубами? И Синия задавалась вопросом…

Способна ли падшая принцесса чеддера из Фон-дю-Лака устроить себе жизнь с семеркой непреходящих подростков из Района Залива, умеющих только зажигать? Может, оно, конечно, и выйдет, вот только у нее имелись сомнения насчет гнома номер семь — Клинта.

По ее опыту, на то, чтобы заебать в мужике Иисуса до того, чтобы тот свалил, уходило много сил и трудов, но даже потом, через день-другой мужик запросто мог свалиться с сильным приступом мук совести. Если работаешь по вызову, это, конечно, не проблема, но поди обслуживай целую бригаду гномов на полупостоянной основе, каждый день распевая «хей-хо», а одному при этом никак не дают покоя святые духи с высокими эксплуатационными расходами. Поневоле задумаешься.

— Вавилонская блудница, — произнес Клинт, когда Животные ввели ее в «Безопасный способ», точно ко двору.

Синия задержалась в автоматических дверях, хотя у нее было такое чувство, что она синеет под своей синевой, ибо весь наряд ее состоял из серебристого парчового мини-платьица и туфелек на прозрачных шестидюймовых каблуках из люцита. Ни то, ни другое не способно было защитить ее от промозглого ветра с залива, что трепал вымпелы на стоянке Марины. Рассчитывая, что большую часть времени она все равно будет проводить голой, Синия не подготовилась к сан-францисскому климату.

— Я и в Вавилоне-то не была никогда, — ответила она. — Но открыта навстречу новому опыту. — Она облизнула губы и шагнула в ту точку пространства, где ее бюст оказался в дюйме от груди Клинта.

Тот развернулся и опрометью кинулся в кабинет, затянув:

— Изыди, изыди, изыди. — И не умолкал всю пробежку.

— Как захочешь, малыш, — крикнула Синия ему вслед. Она решила считать его Шизиком — гномом-параноиком.

— Барри тебе покажет комнату отдыха, — сказал Хлёст. Он у Животных стал новым бригадиром — преимущественно потому, что бывал самым трезвым. — Джефф, отошли лимузин в гараж и запри двери. Дрю, завари кофе. Густаво, разберись, что в отделах происходит. Может, ты нам понадобишься затаривать полки.

Все стояли и смотрели на него. Обдолбанные. Бухие. Озадаченные. Синия решила, что Барри — мелкий и рано облысевший парняга — будет у нее особым гномом, Балбесом. Она улыбнулась.

Из-за перегородки кабинета выглянул Клинт.

— Эй, ребята? Тут, знаете, вчера ночью Император заходил. Говорит, Томми Флад теперь вампир.

— А? — уточнил Хлёст.

— Вампир. Эта его девчонка, которая из города не уехала. Она его обратила.

— Да пошел ты, — произнес Джефф.

Клинт рьяно закивал.

— Правда-правда.

— Вот же блядь, — неслаженным хором произнесли остальные.

— Собрание, — объявил Хлёст. — Господа, прошу садиться. — Он смущенно поглядел на Синию. — Это ненадолго.

— Я пока сделаю кофе, — сказала та.

— Э-э… — Похоже, Хлёста что-то тяготило. — Синия, у нас отныне как бы лимитированный бюджет.

— Кофе бесплатно, — ответила она. Повернулась и пошла в глубину магазина. — Я сама все найду.

Животные смотрели ей вслед, а когда она скрылась за углом, собрались у касс. Клинт отпер дверь кабинета и вышел.

— Значит, надо тех легавых известить, пускай помогут нам его выследить.

Хлёст оглядел Животных, а те оглядели в ответ его. Хлёст вскинул бровь. Остальные кивнули. Хлёст обнял за плечи Клинта.

— Клинт, мы с ребятами все обсудили, и нам бы хотелось кое-что для тебя сделать.

Клинт ринулся обратно в кабинет и запер за собой дверь.

— Нет! Мы должны уничтожить пособников Сатаны.

— Ну да. Еще бы. Вот прямо сейчас и займемся. Но сперва нужно, чтоб ты у себя кое-что спросил, Клинт. И лучше, если ты себе ответишь не как возрожденная личность, каковой ты нынче являешься, а как тот маленький мальчик, что живет в каждом из нас.

— Ладно, — ответил Клинт, выглядывая из-за двери кабинета.

— Клинт, тебе разве никогда не хотелось заправить смёрфу?

Внизу хлопнула пожарная дверь — пришел Томми. Джоди встретила его на площадке крепкими объятиями и спиноломным поцелуем.

— Ух, — произнес Томми.

— Ты как?

— Теперь — очень хорошо. Я Уильяма проверял. По-моему, он обкакался.

— Прости меня, пожалуйста, Томми. Нельзя мне было тебя оставлять одного так рано.

— Все в порядке. Нормально. Эй, у тебя что-то на платье.

Джоди еще не переоделась; на подол маленького черного платья у нее налипли остатки праха Джеймса О'Мэлли.

— А, это я, должно быть, что-то задела.

— Давай почищу. — Томми легонько провел ладонью по ее бедру и начал задирать платье выше талии.

Джоди перехватила его руку.

— Похотливый пес!

Огромный бритый кот Чет на секунду поднял голову, затем вновь опустил ее на грудь Уильяму и опять уснул.

— Но ты ж меня одного оставила. — Томми старался выразить печаль, но с широченной ухмылкой это было трудно.

— Ты выдержал, однако. — Джоди посмотрела на часы. — У нас до восхода минут сорок. Можем поговорить, пока готовимся лечь.

— Я лечь уже готов, — сказал Томми.

Она завела его в студию — через большую комнату, через спальню, в ванную. Схватила с полочки свою зубную щетку, а Томми кинула его. Выдавила пасту, сунула тюбик ему.

— А нитью тоже надо? — спросил Томми. — То есть, в чем смысл бессмертия, если все равно надо чистить зубы нитью?

— Ага, — ответила Джоди со ртом, набитым розоватой пеной. — Ты скорее растянешься на солнышке, чтоб со всем скорее покончить, чем вытерпишь пытку зубной нитью.

— Сарказма только не надо. Я думал, мы вообще не можем заболеть, но твой бодунище доказал обратное.

Джоди кивнула и сплюнула.

— Когда полощешь — не глотай. Все равно вытошнит.

— А почему у тебя пена розовая? У меня пена не розовая. А я последним ходил.