— А лицо?! Что у вас с лицом?!

— Что с ним?

Она впервые с момента его прихода вытащила свой взгляд из пустоты и посмотрела на шефа. Кажется, тот выглядел расстроенным. Интересно, по какой такой причине? Уж не ее ли апатичное состояние доставило ему такое огорчение.

— Такое ощущение, что вы отца с матерью похоронили вчера вечером, Олеся! Я просто не знаю! Я не могу работать, когда мой секретарь выглядит столь убийственно. Ну, в чем дело? Будем говорить или как…

Почему он никогда не бывал таким раньше? Олеся присмотрелась к Баловневу повнимательнее. Нормальный же с виду мужик, в глазах забота, рот скорбно поджат. Может, и правда ей сочувствует.

— У меня большие неприятности, Валерий Иванович, — решилась она наконец.

Шеф простоял возле ее стола непозволительно долгое время и, кажется, вовсе не собирался уходить в свой кабинет без ее объяснений. Промолчи она еще час, глядишь, он так и останется в приемной. Какая тогда к черту работа!..

— Неприятности?! — он сразу насторожился, бегло осмотрев ее стол, и даже заглянул в светящийся заставками глаз монитора. — Что за неприятности? Что вы такого натворили?

— Неприятности личного характера, Валерий Иванович. Никакого отношения к моей работе они не имеют, и иметь не могут. Здесь вы можете быть абсолютно спокойны.

— Так что тогда? — шеф и не думал расслабляться и удовлетворяться ее объяснениями. — Что за личные неприятности, могу я знать?

— А вам бы хотелось? — Олеся растерянно заморгала.

Она не собиралась никого посвящать в свои проблемы, и уж тем более Баловнева. Его противные ужимки не были прощены и забыты. Но, с другой стороны… Его влиятельность, деловые связи на разных уровнях можно было хоть как-то использовать, если он позволил бы, конечно.

— Идемте ко мне в кабинет. Там поговорим.

Баловнев перегнулся через ее стол, схватил трубку внутренней связи и вызвал начальника административного отдела. Когда та, тревожно сверкая густо намазанными глазами, ворвалась в приемную, Баловнев безапелляционно заявил:

— Посидите на месте секретаря какое-то время, Ольга Пална.

— Да, но… Как долго? — принялась та возмущаться осторожным шепотом. — У меня своей работы, Валерий Иванович, вы же знаете!

— Это не надолго, надеюсь. Сядьте! — и он почти силой втиснул бедную женщину на Олесино место. Потом глянул на поникшую секретаршу и скомандовал. — А ну идемте, дорогая, разберемся, что там у вас за проблемы.

В своем кабинете Баловнев почувствовал себя несколько увереннее. Он долго раздевался за дощатой перегородкой, разгородившей его кабинет надвое. Переобувался в легкие офисные туфли, причесывался. Олеся все это время просидела, сжавшись в комочек, на стуле напротив директорского.

Что и как будет говорить ему, она пока не представляла. Врать не имело смысла. Ни к чему тогда было вообще затевать весь этот разговор. А говорить правду… Слишком уж она выглядела чудовищной — эта ее правда. Слишком, чтобы Баловнев вдруг проникся пониманием и стал ей помогать.

Он уселся на свое обычное место за широким столом. Бегло просмотрел бумаги, которые она успела отнести к нему в красивой кожаной папке. Потом поднял на нее внимательный, по-взрослому суровый, почти отеческий взгляд и повелительно проговорил:

— Ну! Детка, давай, рассказывай, во что ты там такое вляпалась по наивности ума своего и чистоте помыслов. Так ведь и знал, так ведь и знал… Говори!

Говорила Олеся долго и путано. Про то, как познакомилась с Хабаровым на остановке. Про то, как мгновенно поняла, что это ее судьба, и повела его к себе домой. Про все остальное тоже говорила, но много быстрее, почти проглатывая гласные.

Баловнев слушал не перебивая. Но когда она вдруг замолчала на том самом месте, где Хабаров, не простившись, исчез из ее дома, он насмешливо за нее закончил:

— А вместе с ним из дома исчезло все самое ценное, так?

— Если бы! Ничего не так, — оскорбилась вдруг Олеся за Влада. — Он не такой, понимаете, Валерий Иванович! Не вор, не гад и не… убийца!

— Та-аак! Отсюда поподробнее, пожалуйста, дорогуша!

Валерий Иванович был мудрым, как старый ворон. И прожил он достаточно долго для того, чтобы понять, в этой ее последней фразе и заключается как раз то самое горе, из-за которого сегодня на ней нет лица и нормальной, привычной его глазу одежды.

— Они утверждают, что он убил свою жену, Валерий Иванович! — всхлипнула она, согнувшись так сильно, что уперлась лбом в стол, за которым сидела. — Но это не так!!! Это неправда! Я знаю, что он не мог… Это чудовищно! А меня никто не хочет слушать, никто!!!

— А кто тебя должен услышать, детка? — вкрадчиво поинтересовался Баловнев, хотя и так уже догадался, кто именно. — Кто?

— Милиция проклятая! Они меня даже близко на порог не пускают! И слушать не хотят. А у него же есть алиби, у Влада! И его алиби — это я! А меня никто не хочет слушать, никто! И передачки мои для него не берут. Говорят, не положено. Что можно только близким родственникам. У него же никого нет! Никого, кроме меня!..

Ох, и дура девка, с тоской подумалось Баловневу, когда он полез в потайной ящик за потайными сигаретами. В обычной-то своей жизни он никогда не курил. Считал это несолидным — занавешиваться от собеседника и партнера клубами сизого дыма. Жена опять же дома не позволяла, ссылаясь на вонь. На лестницу, что ли, шастать с цигаркой! Тоже несолидно. А вот в тиши кабинета, когда никого нет рядом и когда тоска какая-нибудь упрямо держит сердце в кулаке, тогда позволял себе иногда расслабиться.

Сейчас был как раз тот самый случай.

Баловнев закурил и молчал какое-то время, переваривая все, чем поделилась с ним его секретарша.

Разозлиться бы на нее и послать куда подальше.

Надо же, распущенная какая! Ему ничего такого не позволяла. Всякий раз глазищами зыркала, когда он нечаянно, ну пускай и не нечаянно, дотрагивался до нее, а первого встречного потащила к себе домой. Просто первого проходимца какого-то, которого теперь к тому же еще и в убийстве собственной жены обвиняют. Подхватила под руку и поволокла к себе! А если бы он ее…

— Так я не понял, ты что же с ним… переспала, что ли?! — от того, как еще сильнее она свела плечи, Баловнев понял — переспала, конечно. Переспала и нисколько не раскаивается. — Нет, ну ты и дура, Данилец! Извини меня, конечно, но дура ты полная! Ты чего себе позволяешь?! А если бы он и тебя убил тоже, как свою жену?!

— Он ее не убивал! — прошептала она зловеще и подняла на него взгляд, исполненный муки, гадливости и злости одновременно. Что кому адресовалось, оставалось только гадать.

— Откуда такая уверенность? — запальчиво воскликнул Валерий Иванович, нервно вытягивая из запретной пачки следующую сигарету. — Ты знать его не знаешь, и видела впервые в жизни!