Никто к ней не приходил, с соседкой Вероникой Петровной она не общалась, хотя та пыталась ее разговорить.

Потянулись дни, заполненные тоскливой рутиной – встать, принять душ, выпить кофе, потом отвечать на вызовы, затем обед, вечером – телевизор. И так семь дней в неделю.

А потом пришло письмо от Светланы.

– Вот так вот, – Анна грустно улыбнулась, – вот так все и было. Письмо долго в ящике валялось, соседка его вытащила, она вечно все замечает. Я-то сначала подумала, что на почте ошиблись, хотела туда отнести. Нет у меня никаких знакомых с такой фамилией. А потом… понимаете, она все так правдиво описала… Оказывается, отец перед смертью ей все рассказал – что есть у него дочка где-то далеко, он про нее и не знает ничего, знает только, что увезла ее мать в Дальнереченск. Светлана сразу призналась, что тогда и значения его словам не придала, закрутилась как-то с похоронами. А как прошло время да развелась она с мужем, стала она вещи разбирать в той квартире, где отец жил, ну и нашла письма с адресом моим. Оказывается, отец предлагал моей матери денег, а она написала ему письмо с отказом. Резкое такое письмо, мама вообще в словах не стеснялась. Не знаю, что у них там произошло, но я-то при чем? Если бы вы знали, как бедно мы жили… да и время было такое ужасное… – Анна замолчала, глядя в одну точку.

– Ну что теперь об этом думать, – вставила Дуся.

– Ну да, а отец, Светлана пишет, тоже, видно, характером был крут. Не надо денег – ну и не надо, два раза предлагать не стану… Хочешь одна ребенка растить? Да флаг тебе в руки, мне только лучше, забот меньше. Вот так вот сами все решили, меня никто не спросил.

– Понимаете, – доверительно начала Дуся, – мы же не можем просто так явиться к вашей сестре и допрашивать ее. Формально она ничего не совершила, упрекнуть ее не в чем.

– А я, значит, совершила, – горько сказала Анна, – раз под следствием была и в камере с уголовницами сидела. Но меня же отпустили, никаких обвинений не предъявляли.

– А в больнице вам какой диагноз поставили?

– Посттравматический синдром, у меня в той квартире и карта есть медицинская. Доктор сказал, что я полностью вылечилась… Только как я теперь в ту квартиру попаду, если ключи пропали?

– Разберемся, – улыбнулась Дуся, – это не проблема. Значит, вы пока тут полежите, поправляйтесь, вот возьмите мой номер телефона на всякий случай, а там посмотрим.

– Да меня по-любому скоро выпишут, и то медсестры ругаются, что место занимаю. Травм никаких серьезных нет, а царапины заживут. Кто меня тут держать станет?

– Разберемся, – обнадежила Анну Дуся, вспомнив, какими глазами смотрел на нее заведующий отделением.

Когда Дуся вернулась на работу, Лебедкин засыпал ее вопросами:

– Ну что? Ну как? Удалось что-нибудь узнать? Или она с тобой и разговаривать не стала? Что там с машиной этой?

– Как тебе сказать, Петруха… вообще-то мы с Воробьевой хорошо поговорили. Но только я ужасно проголодалась. Может, пойдем пообедаем, а потом я тебе все расскажу?

– Да ты что? Какой обед?! Ты вечно только о еде думаешь! Я не вытерплю! Рассказывай прямо сейчас! А потом уже пойдем обедать, я тебе обещаю! Свожу тебя в «Три поросенка»…

Дусе хотелось подразнить напарника и заставить помучиться, но природная доброта взяла свое.

– Да, по-моему, эта Воробьева – нормальная женщина, только перенесла тяжелый стресс. После такого кто угодно мог в лечебницу угодить… – И она вкратце изложила историю Анны.

Услышав об убийстве, в котором Анну Воробьеву едва не обвинили, Лебедкин буквально загорелся и не успокоился, пока не выпытал у Дуси все подробности этого дела.

Когда же выпытал, возбудился еще сильнее.

– Глаза вырваны и роза во рту? Где-то я такое уже встречал… года два назад или три… это же наверняка серия… как пить дать серия… – И он кинулся к компьютеру.

– Ну, Петька, имей совесть! – возмутилась Дуся. – Ты же мне обещал, что мы пойдем обедать. В «Три поросенка». Ты слово свое держишь или как? Или «хочу даю слово, хочу беру обратно»?

– Держу, держу… – отмахнулся от нее напарник. – Я вот только найду то дело, и мы сразу пойдем…

– Ну все, капитан Лебедкин надолго потерян для общества! – мрачно констатировала Дуся. – Как только ему привидится серийный убийца – он теряет человеческий облик… придется мне, видно, одной идти обедать… который уже раз…

И Дуся покинула кабинет.

«Надо же, – думала она на ходу, – а Генка Соловьев ни слова про это не сказал. Только короткую справку дал по Воробьевой – замужем была, развелась, в психушке лежала, обвиняли ее в убийстве любовницы мужа, но потом отпустили. И не сказал, почему отпустили – потому что вторую жертву нашли.

То есть, получается, это уже серия и есть. И отчего Гена не сказал? Наверное, закрытая информация, раз маньяк у них объявился, нельзя по телефону про это трепаться. А может, не знал подробностей.

Минуточку, а вот Анна говорила, что допрашивал ее такой рыжий и долговязый. Так это же Генка и есть! Значит, он наверняка полностью в курсе дела. И вот вопрос, говорить про это Петьке или не стоит. Наверное, не нужно, а то он совсем с катушек сойдет, все дела забросит. Он на этих маньяках повернутый просто… Ох, есть как хочется!»

Выйдя на улицу, Дуся огляделась.

Можно было пойти в соседнюю забегаловку, а можно – в кафе «Три поросенка», которое упомянул Лебедкин. Это подальше и подороже, но там гораздо вкуснее кормят.

И тут рядом с ней остановилась большая черная машина, и бархатный голос промурлыкал:

– Дуся, Дусенька, садитесь!

– Я к незнакомым мужчинам не сажусь… – машинально проговорила Дуся, но тут же сообразила, что человек в машине назвал ее по имени, значит, они знакомы. Что он тут же и подтвердил:

– Неужели вы меня забыли? Вот я вас никогда не забуду!

Дуся оглянулась.

Из машины выглядывал лысоватый немолодой мужчина с темными маслеными глазами. Это был нотариус Рубен Варламович Семибратов собственной персоной.

– Вы ведь, наверное, обедать собрались? – промурлыкал нотариус, взглянув на роскошные часы. – Я тоже еду обедать. Давайте пообедаем вместе! Я знаю неподалеку одно чудное местечко…

– А почему бы и нет? – протянула Дуся.

В самом деле – почему бы и нет?

Она проголодалась, а Петька со своими серийными убийствами потерял человеческий облик и вернет его очень нескоро… а нотариус уже тем подкупил ее, что не назвал противным полным именем. И вообще, она имеет полное право на обед, сегодня уже набегалась.

И Дуся села в машину нотариуса, отчего та слегка накренилась и даже тихонько крякнула.

Через десять минут они подъехали к ресторанчику, над дверью которого висела вывеска с названием «Ахтамар». Рядом с названием была нарисована симпатичная овечка в цветочном венке, и буквами поменьше написано «Настоящая армянская кухня».