В хижине бардак у вас, Наставник. Мебель перевернута, чашки-кружки черепками рассыпались. И кровать не заправлена, и котелок не начищен. И солдаты мертвые – по всему полу. Что же вы так, Наставник? Не слушаете вы меня, малолетнюю, от сквозняка по хижине растекаетесь. А я вас слушала, да не дослушала. Мне еще три года слушать, до Тайной, а некого. Мне всю жизнь род беречь, а нет больше рода. Сама по себе теперь, Тайная-недотайная. Не сберегла.

Вы на них зря лиану натравили, задушить-то она задушила, да не всех. Надо было вам на крышу, а оттуда – из арбалета их, окаянных. И добра им, только добра. Вдруг солдату на лоб мушка какая села – так вы ее болтом, бесстыдницу. Что там – двенадцать мушек согнать. Нет. Не додумались али не успели попросту. А я вот успела зачем-то. Сдюжила. Себя спасла, а больше и никого. Хороша Тайная. Даже хоронить нечего. Пепел и тот развеялся. Так зачем тогда спаслась-то а?

Молчите вы, Наставник, не похоже на вас. Вечно бурчите что-нибудь, Ванда – то, Ванда – се, а сейчас – ни-ни. Хотя сейчас Ванда как раз и «го», и «се» – оплошала хуже некуда… Ан нет, молчите, с палками-поучалками не кидаетесь. Не похоже на вас.

Да вообще все непохоже. Другое все. Непонятное.

А про поцелуй-цветок, про венки красивые – это вы чушь говорили.

Не помогает.

Ни капельки.

> Resume playback from the last scene

– Тим…

Я не видел ее лица, только руку, что поддерживала мое все еще ватное тело. Танцующая вокруг ее тонких пальцев змейка завораживала, затягивала обратно в цветные сны. Я тряхнул головой.

– Ты что-нибудь видел?

Она сидела вполоборота ко мне.

– Видел, но меня там не было, никакого – ни прошлого, ни настоящего. Это точно не моя память… и, скорее всего, не память вообще.

Ванда нахмурилась.

– Что ты видел?

– Какая-то девчонка убивала солдат, разграбленная деревня, трава эта непонятная, не то противная, не то обратная…

– Наоборотная…

Сказала и запнулась. Я приподнялся на локте, попытался заглянуть ей в глаза… и заметил браслет. Тонкая полоска вечно свежей травы на ее запястье. Улыбница. На нем висел истертый позолоченный амулет Церкви.

Тайная…

Она наконец повернулась в мою сторону. Вот уж не думал, что она умеет краснеть.

– Уходи.

Мне хотелось ей что-то сказать. Успокоить, что ли. Но как? Если бы кто-то заглянул в мое прошлое, тем более в такой момент…

Я так и не встал. Не хотел я так уходить. Молча.

– А знаешь, у тебя на левой груди родинка такая красивая… Как семилистник.

…А еще я не думал, что юная девушка может вот так запросто взять меня за шиворот и вышвырнуть в коридор. Вернее, думал, но не ожидал точно… Я пролетел несколько метров и грохнулся на мягкий пол. Сзади с шипением потревоженной змеи закрылась дверь…

И я ничуть не удивился бы, обнаружив вокруг себя не узкий коридор, а мягкие желтые стены, о которые так удобно биться головой.

Идиот!

– Внимание, пассажиры, общая тревога. Экстренная ситуация двенадцатой ступени. Всем пассажирам, имеющим навыки стрельбы из внепланетарного оружия…

Я смотрел на медленно приближающиеся точки пиратских кораблей. Экран делал их яркими, как новогодние игрушки, маленькими и совсем не страшными. Два ярко-красных шарика-линкора в снежной крошке тридцати двух байдарок сопровождения.

Я скосил глаза на мигающий сигнал коммутатора. Первая линия пыталась достучаться до каюты Ванды. По второй кто-то пытался достучаться до меня. Я не отвечал. Сидел, уткнувшись в карту пространства, и потерянно скреб пальцем по экрану, пытаясь не то соскрести с него пиратские корабли, не то…

– Приоритетный звонок. Принудительное соединение.

Коммутатор виновато пискнул и выплюнул голограмму.

– Почему вы не отвечаете? У нас же экстренная ситуация.

Я отвлекся от карты, откинулся назад и посмотрел на лысого низенького мужичка. Руки его вытворяли что-то невообразимое. Либо он их мыл под невидимым мне краном, либо просто нервничал.

– А у меня шок… Чем могу быть полезен, капитан Луун?

– Ваш корабль. Предоставьте его десантникам.

– Простите, но у меня на него планы… личные.

Не то спасательная миссия, не то свидание… Где ты, Ванда, какого черта ты не отвечаешь?

– По правому борту два пиратских линкора. У наших десантных ботов нет шансов – слишком много истребителей. А продавливать линкоры нашими пульсарами… Полчаса минимум. На каждый. А их два. В общем, через сорок минут они выпустят абордажные шахты…

– К чему вы мне все это объясняете?

– К тому, что я вынужден воспользоваться приоритетом…

– И отобрать мой корабль?

– Только на время атаки…

– Нет.

– Я вас не спрашиваю. Я просто сообщаю. Удачи.

– Стойте.

Капитан потянулся к кнопке, но линию не отключил.

– Во-первых, тонари псевдоразумны, яхта не примет нового капитана.

Он замялся. Ему было до жути неуютно. К такому обращению он определенно не привык.

– Да… Тогда будьте нашим пилотом…

Я усмехнулся.

– Простите, я уже в пижаме…

– Что?

М-да, здесь некому оценить мое знание эпоса. Еще одна погибшая острота… То есть цитата…

– Вы ведь хотите использовать режим «просвечивания», так?

– Да. Пройти сквозь обшивку, высадить десант в рубке…

– Вы знаете, как работает этот режим?

– Примерно.

А вот я знал не «примерно». Мой мемо-блок наконец «разморозился». Новая информация всплывала из подсаженной памяти безо всяких усилий.

– Корабль «запоминает» себя, потом переходит в пси-измерение, и дальше движутся только «воспоминания» о корабле и его пассажирах. Воспоминания пилота. Поэтому… Когда корабль исчезнет, ваши десантники останутся болтаться в открытом космосе. Я их не знаю, их следа нет в моем пси-поле, мне нечего запоминать… Именно поэтому на корабле нет никакой мебели, техники, внешнего оружия. Простите, капитан, но я не могу никого взять с собой…

– Но вы вмешаетесь?

– При одном условии, капитан.

– Говорите.

Попросить его найти Ванду? Признаться, что в боевой обстановке думаешь о какой-то девчонке? Нет, нужно искать самому… А его – попросить об одолжении…

– Так чего вы хотите?