золотых монет. стратегия оказалась еще менее эффективной, чем их «попытка» улизнуть из города незамеченными. Всякий раз, когда изумленные нищие, особенно дети, открывали руки и видели, что им дали, они не могли удержаться от восторженных криков. Вскоре Галаэрон и Руха были окружены движущейся толпой, многие из которых заметили гигантский разрыв между ними и догадались об истинной личности своего благодетеля. Они достигли небольшого моста, отделявшего поля построения от Города Нищих, и толпа попрошаек почти остановила продвижение каравана. Проклятия погонщиков позади Галаэрона и Рухи начали нарастать как по громкости, так и по ярости, но были заглушены непрерывным хором: «Благословение Ильматера Великану!» Или «Спасибо, здоровяк!». Именно в разгар этого безумия тонкая рука с двумя серебряными кольцами потянулась за монетой. На запястье над ладонью, почти скрытый из виду под манжетой пурпурного рукава, был надет серебряный браслет с изображением черепа и звезды – символа Цирика, Принца Лжи. Галаэрон пробежал взглядом по рукаву к отделанному серебром воротнику, где обнаружил, что смотрит в запавшие глаза женщины с впалыми щеками и вьющимися светлыми волосами.

— У меня было видение, — прошипела она. Та, кого ты любишь…

Галаэрон вложил ей в руку монету и сказал:

— Вот твой медяк. Возьми его и уходи.

Она уронила монету в пыль, едва не сбив лошадь Галаэрона, когда кучка нищих нырнула под ее копыта, чтобы забрать подношение.

— Послушай меня, эльф! — Ее рука схватила его за поводья и остановила его движение. — Ты должен вернуться в Шейд. Я видела Серафима во сне.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — сказал Галаэрон.

Он вытащил ботинок из стремени и поставил ногу в центр ее груди. — Этот караван направляется в Ириебор. Он начал отталкивать ее, и обнаружил, что кончик стилета скользнул под броню на его икре. Ощущение холодной стали, уколовшей его ногу, вызвало в Галаэроне темную ярость. Оставив полупустой мешок с золотом соскользнуть с седла и рассыпаться по земле, он потянулся через тело и схватился за рукоять меча.

— Шейд, — прошипела женщина. — Иди, или она умрет.

Сердце Галаэрона забилось, как боевой барабан Вишаана. Хотя ему отчаянно хотелось спросить женщину об ее видении, он придержал язык и наполовину вытащил меч из ножен. Даже если бы он думал, что может доверять Цирикистке, он никогда бы не рискнул своим планом, сказав ей, что Шейд был именно той целью, куда он намеревался пойти.

— Вы приняли меня за кого-то другого, мадам, — сказал Галаэрон. — А теперь отойдите, или потеряете голову.

Глаза женщины стали черными и в форме солнца, с длинными языками тьмы, извивающимися по краям.

— Верь.

Она вонзила свой стилет на четверть дюйма в его икру, и клинок Галаэрона со скрежетом вырвался из ножен почти по собственной воле. Женщина подняла подбородок и с жутким спокойствием ждала, когда он по дуге приблизится к ее ключице.

— Верь.

Атака Галаэрона внезапно прекратилась, когда его предплечье ударилось об огромную невидимую руку.

— Нет, — раздался сверху голос Ариса.

— Оставь ее в покое, друг, — крикнула Руха с другой стороны от Ариса. — Сумасшедших нельзя винить за их безумие.

— Как и посыльного за послание, — добавила женщина. Ее голос был хриплым и многоголосым, как будто одновременно говорили сто человек. — Иди.

Черные солнца исчезли из ее глаз. Оставив свой стилет висеть на икре Галаэрона, она отшатнулась и упала в толпу нищих, дерущихся из-за монет, которые он уронил. Хватка Ариса ослабла, и Галаэрон опустил клинок, его рука дрожала так сильно, что он едва мог вставить наконечник в ножны.

— Друг мой, в чем дело? — спросила Руха. — Почему ты так напуган?

— Скорее поражен, чем напуган, — сказал Галаэрон. Он наклонился и вытащил кинжал женщины из своей икры, затем показал окровавленный наконечник. — Сообщение от нашего друга-рогоносца. Он хочет нас видеть.

Темная бровь Рухи приподнялась, и Галаэрон бросил кинжал через нищих на пустое место в поле. Когда он повернулся, чтобы погнать лошадь вперед, то увидел, что это безнадежно. Дорога впереди была перекрыта по меньшей мере сотней нищих, все с протянутыми руками, восхваляя щедрость Ариса, а маленький мост был занят двумя дюжинами охранников каравана, возвращавшихся с полей построения. Как только они миновали мост, стражники начали кричать нищим, чтобы они расчистили дорогу, используя свои щиты и плечи своих больших боевых коней, чтобы привести в исполнение свои требования. Галаэрон изо всех сил старался сохранять терпение. Независимо от того, действительно ли сообщение пришло от Малика, оно только усилило его беспокойство за Валу. Его чувства к ней не были такими духовными, как любовь к Такари, которую он отрицал все эти годы на Южной Границе Пустыни, но только потому, что человек и эльф никогда не могли бы соединиться, как два эльфа. Тем не менее, Галаэрон любил Валу, если не так глубоко, как Такари, то, по крайней мере, так же сильно, и ему было мучительно оставаться в Арабеле, пока она служила Эсканору в качестве постельной рабыни. Не проходило и дня, чтобы он не мечтал вернуться и освободить ее. Если бы только она могла продержаться, пока он не попадет в плен. Когда стражники начали проявлять нетерпение по отношению к нищим и бить их плоскостями клинков, Арис нашел полезное решение и начал швырять пригоршни золота подальше от дороги. Потребовалось два броска, прежде чем нищие поняли, что происходит, и убежали, всё выкрикивая похвалы Арису и умоляя его бросить горсть в их сторону. Как только дорога была свободна, стражники быстро двинулись, чтобы обезопасить караван, с грохотом проносясь мимо с обеих сторон и выкрикивая приказы двигаться. Пятеро из них отделились и подошли к Галаэрону и Рухе, расположившись так, чтобы любые нищие, возвращающиеся за подачками, должны были сначала пройти через них. Самая крупная, женщина с грубым лицом в шлеме и пыльной боевой коже, подошла к Галаэрону и помахала им через мост. Голос охранника был таким же знакомым, как и язвительным.

— Молодец, эльф. Я сомневаюсь, что в лиге отсюда найдется глухой мужчина или слепая женщина, которые не знают, что ты ускользаешь из Арабеля.

Галаэрон присмотрелся повнимательнее. Изможденные черты говорящей смягчились, превратившись в черты Шторм Серебряной Руки, волосы, выбившиеся из-под шлема, стали серебряными и шелковистыми, тонкогубый рот стал полным и красивым.

— Это не входило в