Перед Россией в очередной раз стояла угроза войны с Турцией. Екатерининский посланник в Вене князь Голицын получил в 1764 году от государыни задание подыскать среди опытных корабелов – мальтийских рыцарей – фигуру, умелую не только в ведении морских баталий, но и в постройке галер. Совершенствоваться в морском деле были направлены на Мальту и несколько русских офицеров. Около трех лет прослужили они на орденских военных кораблях и добились изрядных успехов. Некоторые из них даже были назначены капитанами кораблей в составе эскадры адмирала Григория Андреевича Спиридова. Это соединение, как и три другие российские эскадры, вошло в Средиземное море, когда началась русско-турецкая война 1768–1774 годов.

В нашем повествовании эта тема, конечно, косвенная, но не удержусь напомнить о блестящей победе россиян при Чесме 24–26 июня 1770 года, памятник которой вы можете увидеть в Пушкине (бывшем Царском Селе) под Санкт-Петербургом. Русские корабли, далеко не лучшие в мире в ту пору, сокрушили и, практически, уничтожили турецкий флот, заблокировав вход в Дарданеллы. Вот как зафиксированы те далекие события в знаменитом «Курсе русской истории» Василия Ключевского: «Много мы каши заварили, кому-то вкусно будет», – раздумчиво писала она (Екатерина II. – Е. М.) через полгода, когда война разгоралась. Но набегавшее раздумье разгоняли такие лихие головы, как братья Орловы, умевшие только решаться, а не думать.

На одном из первых заседаний совета, собиравшегося по делам войны под председательством императрицы, Григорий Орлов, которого Екатерина представляла Фридриху II героем, подобным древним римлянам лучших времен республики, предложил отправить экспедицию в Средиземное море. Немного спустя брат его Алексей, долечивавшийся в Италии, где его и прихватил Спиридов, указал и прямую цель экспедиции: если ехать, так уж ехать до Константинополя и «освободить всех православных от ига тяжкого, а их неверных магометан, по слову Петра Великого, согнать в поле и в степи пустые и песчаные, на прежние их жилища». Он сам напросился быть руководителем восстания турецких христиан. Нужно было иметь много веры в провидение, чтобы послать на такое дело в обход чуть не всей Европы флот, который сама Екатерина четыре года назад признала никуда не годным. И флот спешил оправдать отзыв. Едва эскадра, отплывшая из Кронштадта (июль 1769 года) под командой Спиридова, вступила в открытое море, один корабль новейшей постройки оказался не способным к дальнейшему плаванию.

Русские послы в Дании и Англии, осматривавшие проходившую эскадру, были поражены невежеством офицеров, недостатком хороших матросов, множеством больных, унынием всего экипажа. Эскадра двигалась медленно. Екатерина выходила из себя от нетерпения и просила Спиридова ради бога не мешкать, собрать силы душевные и не посрамить ее перед целым светом. Из пятнадцати больших и малых судов эскадры до Средиземного моря добралось только восемь. Когда Алексей Орлов осмотрел их в Ливорно, у него волосы поднялись дыбом, а сердце облилось кровью: ни провианта, ни денег, ни врачей, ни сведущих офицеров, и «если бы все службы, – доносил он императрице, – были в таком порядке и незнании, как эта морская, то беднейшее было бы наше Отечество».

С незначительным русским отрядом Орлов быстро поднял Морею, но не мог дать повстанцам прочного боевого устройства и, потерпев неудачу от подошедшего турецкого войска, бросил греков на произвол судьбы. Екатерина одобрила все его действия. Соединившись с подошедшей между тем другой эскадрой, Эльфингстона, Орлов погнался за турецким флотом и в Хиосском проливе близ крепостцы Чесме настиг армаду, по числу кораблей больше чем вдвое сильнее русского флота. Смельчак испугался, увидев «оное сооружение», но ужас положения вдохнул отчаянную отвагу, сообщившуюся и всему экипажу, «пасть или истребить неприятел».

После четырехчасового боя, когда вслед за русским «Евстафием» взлетел на воздух и подожженный им турецкий адмиральский корабль, турки укрылись в Чесменскую бухту (24 июня 1770 года). Через день в лунную ночь русские пустили брандеры (корабли-смертники, набитые бочками с порохом, смолой и зажигательными снарядами), и к утру скученный в бухте турецкий флот был сожжен. Еще в 1768 году по поводу только что предпринятой морейской экспедиции Екатерина писала одному своему послу: «Если богу угодно, увидишь чудеса». И чудеса уже начались, одно было налицо: в Архипелаге нашелся флот хуже русского, а об этом русском флоте сам Орлов писал из Ливорно, что, «если б мы не с турками имели дело, всех бы легко передавили». Но Орлову не удалось завершить кампанию, прорваться через Дарданеллы к Константинополю и вернуться домой Черным морем, как было предположено. За удивительными морскими победами на Архипелаге следовали такие же сухопутные в Бессарабии на Ларге и Кагуле…

Россия в той войне действовала в союзе с Англией и Данией. Но так называемые державы бурбонского двора – Испания, Франция и Королевство обеих Сицилий – отнюдь не обрадовались (кто бы сомневался?) присутствию в непосредственной близости русского военного флота и по возможности старались препятствовать достижению поставленных перед ним целей. В частности, они старались не допустить возможности России «разыграть мальтийскую карту», хотя Мальта и не считалась «козырной» в колоде стоящих перед русскими стратегических задач в Средиземноморье. Но многие историки утверждают, что именно там Россия желала разместить свою военно-морскую базу. В дипломатических хитросплетениях, конечно, не так просто разобраться. И при Павле I, особо пристрастном ко всему, что связано с Орденом госпитальеров, такой вопрос возникал. Но нет ни одного документального свидетельства, что такая цель ставилась в годы правления его матери.

Во время русско-турецкой войны российский флот базировался в Эгейском море на острове Парос, чтобы держать под контролем вотчину своего врага – Восточное Средиземноморье. И когда на Государственном совете в ноябре 1770 года граф Алексей Орлов докладывал об итогах первых двух лет войны, он подчеркивал выгодное положение не Мальты, а именно островов Греческого архипелага, с которых «можно получать все пропитание». Более того, через несколько месяцев, в том же Государственном совете, при обсуждении условий заключения мира с Турцией Орлов категорично выступил против желания Екатерины II приобрести в собственность России один из островов архипелага в качестве базы для военного флота. Он аргументировал это тем, что «из-за него продолжится война с турками и Россия вовлечется в распри с христианскими государствами. Причем, в архипелаге нет острова, гавань которого не требовала бы сильных укреплений и средств для его удержания. Укрепления эти будут стоить больших денег, которые не возродятся торговлею, ибо торговля так же выгодно может производиться Черным морем в Константинополь». Императрица ответила, что «приобрести остров она желает более для того, чтобы турки всегда имели перед глазами доказательство полученных Россиею над нею преимуществ и потому были бы умереннее в своем поведении относительно ее. С другой стороны – для восстановления нашей торговли там и также для доставления пользы нашему мореплаванию. Однако она не хочет, чтобы эти ее желания были препятствием к заключению мира».

Увы, Россия так и не стала обладательницей территории ни в Эгейском, ни в Средиземном морях. Екатерина даже серьезно намеревалась воплотить свою идею в жизнь и искала поддержки в этом других государей. В русско-турецкой войне еще не была поставлена точка. И 19 января 1771 года она обратилась к прусскому королю Фридриху II: «Остров, требуемый мною в Архипелаге, будет только складочным местом для русской торговли. Я вовсе не требую такого острова, который бы один мог равняться целому государству, как, например, Кипр или Кандия, ни даже столь значительного, как Родос. Я думаю, что Архипелаг, Италия и Константинополь даже выиграют от этого склада северных произведений, которые они могут получить из первых рук и, следовательно, дешевле». Ее поддерживал и боевой адмирал Спиридов, чьи корабли уже базировались на Паросе. Правда, его рассуждения, возможно, в преддверии мира, были совсем не адмиральские. «Ежели бы, – писал адмирал, – англичанам или французам сей остров с портом Аузою и Антипаросом продать, то б, хотя и имеют они у себя в Мидетерании свои порты, не один миллион червонных с радостью бы дали».