Нынешний европейский вояж боярина хоть и не мог сравниться с Великим посольством самого Петра I, но тоже проходил весьма внушительно. В его свите было не менее пятнадцати сопровождающих. В Австрии российского вельможу принимал император Леопольд, в Польше – король Август II… Авторитетнейший историк XIX–XX веков, ученый корреспондент Императорской академии наук в Риме, основатель и первый председатель Русского исторического общества в Праге, профессор Евгений Шмурло в своем исследовании о поездке Шереметьева на Мальту писал: «Появлению Шереметьева в Европе современники придавали несомненный политический характер, тем более что сам он, своим поведением, не только не оспаривал такого представления, но, сознательно или бессознательно, давал повод думать, что поездка его предпринята неспроста».

Приезд сановного вельможи из близкого окружения русского царя для чиновников Мальтийского ордена тоже не был рядовым событием. Об этом говорит торжественный церемониал встречи и готовность Великого магистра немедленно приступить к переговорам. Доставила Бориса Петровича Шереметьева на остров галера адмирала мальтийского флота Спинола. Когда судно пришвартовалось в порту Валетты, невзирая на глубокую ночь, с форта Сент-Эльмо его приветствовали оглушительным пушечным салютом. По трапу и до поджидавшей гостя кареты с гербом Великого магистра Раймона де Переллоса его несли в богатом, расписном паланкине. Сам хозяин кареты уже ждал русского посланника. Однако от ночной аудиенции уставший вельможа отказался, сославшись на плохое самочувствие.

Непривычного к морским путешествиям Шереметьева элементарно укачало. Та к что он не покидал предоставленной ему резиденции и весь следующий день. Его встреча с великим магистром произошла только 14 мая. Борис Петрович вручил Раймону де Переллосу грамоту Петра I, призывающую Орден к сближению с Россией в борьбе против общего врага. «Завоевав Казы-Кермень и Азов, – указывалось в документе, – заключив союз с цесарем, королем Польским и республикой Венецейской в целях на тех неприятелей, Турского султана и хана Крымского, войска наши с разных стран водяным и сухим путем войною посылать и государства и юрты их наступательно воевать», мы надеемся, что «по сему нашему объявлению, тот случай в сие удобное время и вас, славных кавалеров, против тех неприятелей наипаче прежнего охотных сотворит»…

Эта дипломатическая победа по своей значимости не уступала боевой. Орден в лице России увидел столь могущественного союзника, что великий магистр даже посчитал необходимым расширить программу чествований ее представителя. Теперь во время осмотра мальтийских укреплений Шереметьева каждый раз встречал салют. Даже посадка его на корабль служила поводом для артиллерийских выстрелов. Под гром почетной канонады посланца далекой северной страны перевозили от форта к форту, провели ему экскурсию по госпиталю. На воскресной торжественной обедне в соборе Святого Иоанна он был посажен на почетное епископское место. Не было отбоя от посетителей и в самой резиденции Шереметьева. Поприветствовать посланца посчитали необходимым почти все члены Генерального капитула и многие рыцари. В день отъезда с Мальты российский подданный Борис Петрович был пожалован в кавалеры Мальтийского ордена. Ему вручили золотой крест с бриллиантами и грамоту на право его ношения. В честь нового рыцаря был дан парадный обед, на котором он сидел по правую руку от великого магистра.

Обласканный и довольный результатами визита вельможный дипломат отбыл с острова в сопровождении двух боевых галер. Ночью за ним погнались пираты, но, слава богу, все обошлось. Во время второй аудиенции у папы римского Шереметьев выглядел вальяжно и независимо, и на деликатный вопрос ответил, что даже не думал переходить в католичество. Поступок такой, впрочем, был вполне ожидаем. Например, сопровождавший боярина будущий архангельский вице-губернатор Алексей Курбатов тайно новую веру принял. Однако даже в наши дни две крупнейшие церкви – православная и католическая – все никак не могут договориться о встрече своих высших иерархов. А уж тогда патриарх Московский и всея Руси Адриан, боровшийся против проникающего влияния Запада в русскую жизнь, осудил ватиканские встречи Шереметьева. Но с приближенным молодого Петра, который сам внедрял немецкие обычаи, он поделать ничего не мог. А вот дьякону Петру Артемьеву, который писал «Записку» о путешествии Шереметьева, на орехи досталось. Его расстригли и сослали в Соловецкий монастырь.

Впрочем, начавшаяся Северная война уже перебросила Шереметьева на другой фронт. Но Большим крестом Ордена госпитальеров первый в России мальтийский рыцарь и его наследники безмерно гордились. Умер он в 1719 году, занимаясь в Москве в последние годы, согласно новому статусу, благотворительными деяниями. Кстати, его сын отредактировал и издал в 1773 году дневник опального дьякона под названием «Записки путешествия генерал-фельдмаршала российских войск тайного советника и кавалера мальтийского, Святого Апостола Андрея, Белого Орла и прусского ордена графа Б. П. Шереметьева».

Был еще один, менее официальный первопроходец российско-мальтийских связей. Стольник (придворный чин на Руси в XIII–XVII веках) Петр Андреевич Толстой побывал на рыцарском острове почти за год до приезда туда Шереметьева. Собрав немало сведений о Мальте и ее хозяевах, он собственной рукой подробно описал свое путешествие. Рукопись также была опубликована в журнале «Русский архив», правда, почти два века спустя, в 1888 году.

Толстой служил еще при царях Алексее Михайловиче и Федоре Алексеевиче. Он стал одним из преданных сторонников реформ молодого Петра, и, хотя был уже в достаточно почтенном возрасте, был отправлен вместе с тридцатью семью другими отпрысками знатных русских семей в Европу для изучения военного и морского дела. Впоследствии первый из графов Толстых стал постоянным посланником России в Константинополе, умело исполнял и другие особые поручения государя.

В отличие от шереметьевского, двухнедельное пребывание Толстого на Мальте не было обставлено торжественностью и шиком. Но фортификации он детально изучил, и они произвели на стольника своей добротностью и умелым построением большое впечатление. Был граф удостоен и краткой аудиенции великого магистра. В дневнике напишет, что Раймон де Переллос «принял его радушно, снял шляпу и, поклонившись, говорил: я-де себе почитаю за великое счастье, что ты-де, великого государя человек, из дальних краев приехал видеть охотою мое малое владетельство, мальтийский остров». Толстой также немало беседовал с рыцарями (во время европейского вояжа он неплохо выучил итальянский язык), побывал в госпитале, с огромным интересом осмотрел форты Большой гавани. «Мальта, – напишет он, – сделана предивною фортификациею и с такими крепостями от моря и от земли, что уму человеческому непостижимо».

Однако первые попытки установления прямых русско-мальтийских отношений не помогли Петру I в осуществлении далеко идущих замыслов. Мы уже упоминали о Карловицком конгрессе, на котором союзники по Антитурецкой лиге заключили с Османской империей сепаратный мирный договор. И Россия была вынуждена на время оставить борьбу за выход к Черному морю. Впрочем, ей в тот период с лихвой хватало забот на развернувшейся Северной войне. Та к радужно начавшиеся контакты России с Мальтой тут же оборвались почти на полвека. Те м не менее, почти все западные летописцы истории Ордена госпитальеров характеризуют визит Шереметьева на Мальту как явный факт экспансионистской направленности политики русского царизма в Средиземном море. Правда, никто даже не упоминает хотя бы о возможности ее реального проведения. Ведь до самой второй половины XVIII века у России не было кораблей, способных отправиться в Средиземное море, а тем более развернуть там эффективные военные действия. Но мода обвинять или хотя бы подозревать Россию во всех смертных грехах, видимо, зародилась еще в те времена.