Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну? Переводи.
– Про еду что-то говорит. О вреде обжорства.
– Блин, актуально! У меня же гастрит. Ну а дальше? Переводи.
– Ага, сейчас! – Фрусман хмыкнул и помахал официантке. Та подлетела – Маргаритой на метле. Не заглядывая в меню, Лева сделал заказ: – Самый жирный кусок свинины. Сала, сала побольше! И зажарить так, чтобы с корочкой. На гарнир картошку фри, но чтобы тоже с черной корочкой была. И только на сливочном масле! Острый соус есть? А перчик маленький, красненький? Да, картошечку уксусом полейте. Уксуса и специй не жалеть! Две кока-колы. Рюмку горилки и жареные шкварки – сейчас, сразу. Андестэнд? В смысле, розумиете?
Официантка и Ларчиков с немым ужасом смотрели на Леву…
Через полчаса Полянский закончил свою лекцию о неправильном питании. Публика ревела от восторга. В дальних углах затянули:
– «Нэсе Галя воду, коромысло гнеться. А за нэй Иванку, як барвынок, вьется…»
Мурлыча под нос «як барвынок вьется», в обнимку с каким-то мужиком за столик вернулся депутат.
– Вот, я вам потенциального клиента привел, – проговорил он. – Знакомьтесь, Юрий Андреевич Папардю, великий колдун. Великий и ужасный!
– Ну какой я ужасный! – добродушно заулыбался колдун. – Здравствуйте, друзья! – И рукой, похожей на черепаший панцирь, он крепко сжал ладони компаньонов.
– Между прочим, вместе начинали, – стал рассказывать Полянский. – В Ужгороде, в Доме культуры, выступали на пару. Юрка зал гипнотизировал, а я старперам лекции читал.
– О вреде переедания? – с искренним интересом спросил Ларчиков.
– Да. Я же врач по первому образованию. Потом только, позже, Высшую партийную закончил… Кстати, Лева, пока не забыл, вот. – И депутат протянул Фрусману большой белый конверт.
– Что это?
– Ты просил. Благословение от патриарха. На паломничество в Святую землю. Правда, предупреждаю – липовое.
Фрусман вынул из конверта плотный листок, на котором золотыми буквами был начертан некий текст.
– Супер! – выдохнул он. – В офисе у Вадика повесим. Если его, конечно, завтра не спалят. Офис, я имею в виду. А, Сергей Степанович?
– Завтра там весь РУБОП будет, – усмехнулся Полянский. – Так что? Записываем моего старинного друга в паломники? За счет фирмы, а? Услуга, как говорится, за услугу.
– Душа, ребята, тоскует по святым местам! – воскликнул Папардю, сжимая кулаки. – Ох, грехов на мне много, ох много!
– Ну, грехов-то у нас у всех достаточно, – пробормотал Лева и деловито полюбопытствовал: – А вы и вправду можете целый зал загипнотизировать?
– А, это ерунда для меня.
– И на сколько мест?
– Да хоть стадион. Лужники вот недавно гипнотизировал. Намаялся! Ох, грехи мои, ох грехи!..
Фрусман посмотрел на Ларчикова и прошептал:
– Ты врубаешься, какие перспективы?
– Не совсем, – задумчиво откликнулся Вадим.
– Чудак! Сотни, тысячи паломников. Им же можно внушить любую мысль! – Фрусман перевел взгляд на Папардю: – Вы знаете, нам такие люди очень нужны. Если вы еще и поможете кое в чем, мы вас в первой партии отправим.
– Да все, что вашей душе угодно! – заверил Юрий Андреевич. – Мне бы только грехи свои отмолить. Ох, много грехов, ох много!
– Грехи? – очнулся Ларчиков. – Это какие же грехи?
– Ну, вы представляете, чем колдуны моего уровня занимаются?
– Нет.
– Тогда вам лучше и не знать, – ответил Папардю, выпил, утер рушником губы.
Отправляясь в офис, Ларчиков прихватил с собой именной браунинг, который нашел на антресолях. Если не явится РУБОП, можно хотя бы застрелиться без чьей-либо помощи.
Верочка встретила начальство радостным кудахтаньем, полезла целоваться. Вадим имел неосторожность дважды переспать с девушкой и теперь никак не мог упорядочить отношения.
– Иди на место! – неожиданно для себя рявкнул он. Впрочем, тут же извинился, спросил почти ласково: – В баре, Вер, что-нибудь есть? Забыл из-за этих заморочек флягу наполнить.
– Остался коньяк со дня рождения. У меня в пятницу юбилей был. Четвертак.
– У тебя? Поздравляю. Вот давай и отметим. Тащи коньяк.
Они дерябнули из кофейных чашек. Коньяк был дешевый, молдавский, Ларчиков пил такой лет сто назад, во времена первых афер с Любкой Гурской. Плеснул еще по чуть-чуть.
– Ой, я окосею! – захихикала Верочка. Прыщики на ее лбу вспыхнули, словно новогодняя иллюминация.
– Ничего. Почешешь домой скоро.
– Что?
– Шабаш, говорю. Чеши домой. И всех остальных, кстати, отпусти.
– Ой, а как же вы? – заверещала секретарша. – Эти ж, бандиты, они приедут сегодня, они опасные! Очень вежливые, а это самое страшное. Я таких больше всего боюсь…
– Пей, дура! – прервал ее Ларчиков. – Сейчас здесь менты будут.
Вскоре офис опустел. Вадим открыл нараспашку дверь своего кабинета. Диспозиция была простой и ясной: прямой наводкой по бандюганам – ба-бах!.. Он посмотрел на часы – оставалось десять минут. Неожиданное волнение сжало низ живота. «Не ссать! Не ссать!» – прикрикнул на себя. Вынул из кармана браунинг, положил в верхний ящик стола.
Ему вдруг вспомнилось, как минувшим воскресным утром Дашенька учила его заново целоваться. Странное дело, потерял квалификацию. После расставания с лисичкой было множество женщин, но, видимо, страстные поцелуи в губы – удел тех, у кого при виде друг друга вырабатываются «гормоны счастья». Так, кажется, говорила незабвенная Гурская? Между прочим, в тот день, когда ушла Дашка, Люба так и брякнула в трубку: что, дескать, у лисички кризис с теми самыми гормонами.
– И откуда ты все знаешь? – хмыкнул Ларчиков.
– Она мне звонила. Она же моя, ты что, не помнишь?
– Забыл. Это было словно в другой жизни.
– Хочешь совет? Точнее, не совет. Пояснение.
– Сколько это будет стоить?
– Бесплатно.
– Тогда валяй.
– Она любила тебя за авантюризм. Ты был для нее почти сказочным персонажем. Герой-разбойник!
– Банальный аферист.
– Не скажи. Дашенька долго прожила в Сибири, а там без ума от смелых, сильных, решительных людей. А как только ты стал «нормальным»…
– Вот я и снова «герой-разбойник»! – выскочив из воспоминаний, расхохотался Вадим. – И Дашка опять меня любит!..
В дверях показалось лицо бригадира. Благостное и умиротворенное, как после крещения.
– Сами с собой разговариваем? Добрый день! Можно?
Гости зашли, расселись по четырем стульям. Свои теплые аляски они сменили на красные кожаные куртки.