– Мам, тут и тебе тоже конверт есть…

– Какой конверт? Письмо, что ли?

– Не знаю, – соврал Гошка.

– А ты вскрой его.

Гошка пошелестел возле трубки бумажкой.

– Мам, тут деньги!

– Деньги? – искренне удивилась Юлия Александровна.

– Марки.

– Да? Отлично! Купим тебе новую куртку! Твоя уже никудане годится.

– Нет! Никаких курток! Куртку папа прислал и еще штаны,свитера и шикарные часы. Словом, сама увидишь! И еще мне денег на карманныерасходы…

Возникла пауза. Гошка не мог собраться с духом сказать, чтопоездка отменяется, а мама, уже все понимая, не могла решиться задать вопрос.

– Гошка, не расстраивайся, – вырвалось умамы. – Ну, подумаешь, посидишь дома на каникулах, ничего страшного…

– Мам, а как… как ты узнала?

– Что, я твоего отца не знаю? Подвернулось что-тодругое… Но ты не огорчайся, Гошка.

– Мам, его от фирмы послали на Маврикий…

– Куда-куда? – не поверила своим ушам ЮлияАлександровна.

– На остров Маврикий.

– От фирмы, говоришь?

– Да. На несколько месяцев.

– Ну, Гошка, тогда это уважительная причина и обижатьсяне стоит, – решила утешить сына Юлия Александровна. – Даже оченьуважительная.

– Ты правда так думаешь?

– Гошка, зачем мне врать? А кстати, ты что, немецкиекурсы бросил?

– Нет! Просто у нас преподаватель заболел.

– Понятно. Гошка, а ты хоть что-нибудь примерил извещей?

– Нет, мне лень.

– Паршивец ты, Гошка. Ну да ладно, я приду, тогда ипримеришь, а то два раза тебя не заставить этим заниматься.

– Точно!

– Гошка, спрячь деньги в мою тумбочку и не звони водворе про это.

– Что ж я, совсем придурок?

– Нет, ты не придурок, но…

– Все, мам, я понял. Ну, пока, ты поздно придешь?

– Не очень, часиков в восемь. Ты там приготовьчто-нибудь, ладно?

– Ладно!

И тут Гошку осенило. Он сейчас пойдет в магазин и на своикарманные деньги купит все мамино любимое. Розовый виноград и конфеты «Рафаэлло».И обязательно какие-нибудь цветы. То-то она удивится и обрадуется! Жаль,конечно, что поездка не состоится, но все-таки приятно чувствовать себябогатым!

– Гошка, Гошка! – вопил в трубку Шмаков. – Тыне представляешь, что стряслось! Такое! Такое!

– Леха, ты можешь нормально сказать, в чем дело? –не выдержал Гошка.

– У Витасика тачку взорвали к чертям собачьим! Одниголовешки остались!

– Как?

– Вот так! Бац – и нету!

– А ты откуда знаешь?

– Да ты что? Все кругом гудит!

– А он?

– Целехонек!

– Точно?

– Ага!

– Интересно, кому это понадобилось?

– «Пока никто не взял на себя это преступление!» –подражая телевизионным комментаторам, сказал Шмаков. – Но, думаю, нам этона руку!

– На руку? Какое нам дело до этого, Леха? Мы что, вмафиозные разборки полезем? Еще не хватало!

– Но сейчас последить за ним – милое дело! Он безтачки!

– Да ну, Леха, на фиг нам это нужно? Горенич в порядке…

– А эта сучара Наташа, которая меня газом траванула?

– А она-то с какого боку? Они распрощались с Витасиком,и дело с концом.

– Слушай, Гошка, ты один?

– Один, а что?

– Я к тебе сейчас пришкандыбаю, тогда и поговорим,ладно?

– Валяй, шкандыбай!

Леха примчался через пять минут. Вид у него был чрезвычайновзволнованный.

– Гошка, как ты думаешь, кто его взорвал? А?

– Почем я знаю? Он в таких «кругах» вращается, что егокто угодно мог взорвать.

– Понимаешь, я чего думаю… Взорвали тачку ночью, в тричаса.

– И что?

– А то, что значит – его хотели либо пугануть, либопредупредить – следующая очередь твоя!

– Похоже на то.

– Выходит, от него чего-то ждут, каких-то шагов.

– Предположим.

– Да чего тут предполагать? Захудалому ежику ясно. Онсейчас суетиться должен, чтобы самому не взлететь на воздух.

– Ну и что, Леха? Это его проблемы.

– Да как же его? Это и наши проблемы тоже!

– С какой стати?

– С такой, что он преступник. И еще… Я тут, Гошка,подумал… Помнишь, ты говорил, что когда Горенич звонил мамашке из этого…

– Из Амстердама?

– Вот-вот, из Амстердама! И будто было плохо слышно.

– Ну да.

– Понимаешь, это странно.

– Что странно? Что было плохо слышно? – удивилсяГошка.

– Ага, именно!

– Что же тут странного?

– То и странно! Нам батин дружок часто из Израилязвонит, сеструха в Америке была, тоже звонила, слышно так, как будто в соседнейкомнате говорят. А тут из Амстердама какого-то… Ты припомни: твой батя изГермании когда звонит, хорошо слышно?

– Пожалуй, ты прав. Обычно хорошо слышно. Только этоеще ни о чем не говорит. Сбои в любой системе бывают. Подумаешь, былнеисправный автомат или помехи на линии, да мало ли… А что ты вообразил?

– А то, что ни в каком Горенич не в Амстердаме.

– Да почему?

– Мне так кажется.

– Перекрестись, если кажется. У тебя, Леха, зуд, тебевынь да положь какое-нибудь расследование.

– А чего каникулам зря пропадать? Гошка, пожалуйста,давай хоть завтречка последим за Витасиком, а?

– Леха!

– Чего Леха? Я целых тринадцать лет Леха. Ну давай,интересно же!

– А ты думаешь, он теперь будет на метро передвигаться?

– Именно! Ему теперь любая тачка ужас внушать будет!Давай, давай, Гошка! А не хочешь, я один…

– Ладно, черт с тобой, но давай договоримся: еслизавтра ничего не нароем, пошлем все это к чертям собачьим!

– Согласен! – возликовал Шмаков. – А пошлисейчас поглядим, чего там делается.