Энграф даже дышать перестал от негодования. Он сцепил длинные пальцы в замок так, что они побелели, но совладал с собой.

— Хорошо, — выдавил он. — Согласен. Тут вы, как ни досадно, правы.

— Вот вы обиделись, что я не пришел к вам за советом, — сказал Кратов. — А часто ли к вам обращаются другие? Например, знаете ли вы, где сейчас второй секретарь представительства Жан Батист Рошар?

— Болтает со своим плазмоидом, вероятно, — ответил Энграф пренебрежительно.

— Вполне предположимо… Но еще более вероятно, что в данный момент он рыщет по огороду в поисках Руточки, чтобы она сготовила ему обед.

Энграф поспешно глянул в окно. Он увидел нелепую в своей хламиде долговязую фигуру Рошара, в позе огородного пугала замершую над огуречными грядками.

— А может быть, вы знаете, о чем он болтает с плазмоидом? — осведомился Кратов. — А где пропадает целыми сутками Фред Гунганг? А чем занят Бурцев, этот персонаж местного фольклора, который вообще здесь не появляется? Чем занят хотя бы один из сотрудников вверенного вам человеческого сообщества?

Энграф конфузливо покусал губы.

— Бездельников здесь нет, — пробормотал он.

— Коллега Рошар испытывает на плазмоиде свою экспериментальную методику организации инконтактных связей посредством среды образов и понятий высшей математики. Занятно, спору нет, но в это время обострилась ситуация в ксенологической миссии Клермона, которая ведет переговоры с обитателями системы Пирош-Ас о совместной добыче ценных минералов для земной медицины. Миссия подконтрольна Рошару, и там нет ксенологов классом выше четвертого, потому что никто не ждал сложностей. Я был там два часа назад, кое-что мы придумали, но нужна срочная поддержка… Коллега Гунганг участвует в ипостаси посредника в любопытном многоступенчатом контакте. Между тем, в подконтрольной ему группе профессора Дзиро Тамия царит уныние, потому что аборигены планеты Пратамра саботируют контакт. А ведь они владеют секретом выращивания знаменитого «хлебного куста», который нигде, кроме Пратамры, доселе не произрастал. Кстати, я оттуда прихватил с собой корзинку… Коллега Бурцев канул в небытие, внедрившись в племя примитивных гуманоидов Вериты, а на «Черной Кобре» он был не более получаса и позабыл там несчастную Мавку, обрекая тем самым Полкана на одиночество. Что ему до переживаний какого-то там Полкана?! Слава богу, за ней был хороший присмотр… Я уже слетал и доставил Мавку в Парадиз, можете не хвататься за браслет… И кстати, вы разгадали смысл того послания с Винде-Миатрикс III?

— Нет, — еле слышно сказал Энграф, — Не успел…

— Потому что сегодня ночью его расшифровала работавшая независимо от вас группа интегральных когитров Западно-Уральского филиала Академии наук, не так ли? Да-а… — протянул Кратов укоризненно. — А вы бились над ним… точнее, бездарно убили на него целую неделю своего драгоценного времени!

— Вы и это знаете, — криво усмехнулся Энграф. — Уж лучше бы вам заняться вверенным вашему попечению стационаром Горчакова!

— Я и там был, — заявил Кратов. — У них полный порядок. Настолько полный, что от скуки мухи дохнут.

— Неужели вы успели столько натворить за одно утро? — спросил Энграф недоверчиво.

— Ничего фантастического здесь нет. Главное — не сидеть сложа руки, не уговаривать самого себя: мол, все едино не успеть…

— Нет, вы не мальчик, — произнес Энграф задумчиво. — Вы, коллега, дьявольский коктейль из звездохода, плоддера и ксенолога, с явным преобладанием первых двух компонент! Как ни огорчительно, вы опять оказались правы. Да, я увлекся, потерял время… Но ведь это же было зверски интересно! И то, чем заняты Рошар и Гунганг, тоже интересно! Интересно даже мне! Как этим не увлечься, не позабыть обо всем на свете?! Разве вы никогда не шли на поводу у собственного любопытства?

Кратов неопределенно пожал плечами.

— Разумеется, мы очень легко стали поддаваться на собственные уговоры, продолжал Энграф. — Особенно убедительно действует довод, что-де годы уже немалые. Преподлейший, должно заметить, довод!.. Человек начинает дряхлеть именно в тот момент, когда впервые согласится с мыслью о своей старости. Да, мыслить, оценивать, анализировать — это мы здорово умеем. А ведь зачастую необходимо отложить всяческие рефлексии на потом и как следует пошевелить конечностями! Успевать, а не искать индульгенций собственным опозданиям! Как вы находите, коллега?

— Григорий Матвеевич, — сказал Кратов вкрадчиво. — Хочу поставить вас в известность, что на время отпуска госпожи Скайдре вам придется возложить на свои плечи бремя прополки и подвязывания виноградных кустов.

— Как это? — насупился Энграф.

— Очень просто, — пояснил Кратов с охотой. — Руками и мотыгой. Экология хозяйство хлопотное, так что всем хватит забот. К примеру, я иду, — он тяжко вздохнул, — принимать роды у козы Машки.

Наполовину распавшаяся, вросшая в землю хижина стояла на угоре, а со всех Сторон к ней подступали древние деревья. Стволы облеплены были чем-то, что производило впечатление болезни, мертвенности: не то тысячелетним лишайником, не то ослизлыми лохмами отставшей коры. Такие же нездоровые лохмы свисали и с сырых бревен, из которых сложены были стены хижины. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: здесь никто не жил, и очень давно. Возможно, последние три-четыре века.

Кратов подождал немного и молодцевато перекинул ноги через бортик гравитра. Он тотчас же ушел по колено в какую-то мерзкую труху и, высоко поднимая колени, поспешил выкарабкаться на более надежное место. Машина стояла, утонув в этой трухе по самое брюхо.

— Сон Духов, — пробормотал Кратов.

Пожалуй, он чересчур тщательно счищал с брюк налипший тлен. Со стороны могло показаться, что он взволнован. А этого под посторонним взглядом вовсе не хотелось…

— Ты волнуешься. Кратов, — тотчас же безжалостно сказала Рашида.

— Я живой человек, — буркнул он под нос и осторожно, выбирая самые твердые участки этой в сто слоев заваленной гнилыми пластами земли, двинулся к хижине.

— Там есть тропинка, — промолвила Рашида вдогонку.

И он сразу же увидел тропинку. Вернее — слабый, призрачный след чьих-то усилий протоптать след в этой мертвечине. Этот призрак тропинки вел прямо до крыльца — пары рассыпавшихся ступенек.

— Мерзкое место: — произнес Кратов. Теперь он поймал себя на том, что голос его звучит излишне громко. Этот лес, эта мертвая земля, эти деревья-зомби и эта хижина — разлагающийся труп жилища — все будило в нем неясные колебания и даже страх. Он никогда и ничего не боялся на Земле. До этой минуты… — Того и гляди, выползет баба-яга. И задаст нам жару своей клюкой.

Он нагнулся и подобрал бог весть как очутившуюся здесь палку почти в человеческий рост, отполированную догола, желтую, словно из слоновой кости.

— Вот и клюка, — промолвил он с нервным оживлением.