На гребне стены его ждал вооруженный магт.

Долго не думая, Брайн включил передатчик на воротнике:

— Тревога! Можете стрелять!..

Охранники, похоже, только этого и ждали — его последние слова слились с грохотом выстрелов. Прошитый крупнокалиберными пулями дисанец упал. Брайн перепрыгнул через него и бросился к спуску со стены, прокричав на бегу в микрофон:

— Я спускаюсь. Не стреляйте пока!

Охранники, очевидно, уже пристрелялись и, пропустив его, обрушили на стену шквал огня — кругом свистели пули и осколки камней. Брайн быстро спускался, думая только о том, чтобы не сорваться случайно с этой чертовой стены. Сквозь грохот выстрелов доносился звук работающего мотора вездехода, и сейчас он звучал лучше всякой музыки. Войдя во вкус, охранники с упоением палили по крепости.

— Прекратить огонь! — приказал Брайн, скатившись на землю.

Водитель хорошо знал свое дело — вездеход оказался у подножия стены одновременно с Брайном, а едва он протиснулся в дверцу, машина развернулась в облаке пыли и на предельной скорости понеслась в сторону города.

Высокий охранник осторожно вытащил из одежды Брайна короткую деревянную стрелу и брезгливо выбросил ее за окно.

— Хорошо, что эта штука вас не задела. Они пропитывают свои стрелы для духовых ружей ядом, и смерть наступает почти мгновенно. Еще чуть–чуть и вам не жить. Легко отделались.

Легко отделался! Только теперь Брайн начал понимать, что ему просто сказочно повезло: он ушел оттуда живым, да еще узнал много нового о магтах. Да, он много узнал, и сейчас поход в башню в одиночку, без оружия представлялся ему безумной авантюрой. Сумасшествие!

Он уцелел благодаря искусству бойца и везению, но все‑таки больше благодаря везению. В крепость его привело любопытство, а вывели оттуда дерзость и резвые ноги.

Избитый, окровавленный, утомленный, Брайн чувствовал себя почти счастливым. Все, что он сегодня увидел и пережил, хорошо укладывалось в его гипотезу о природе самоубийственных устремлений дисанцев, и постепенно вырисовывалась довольно четкая картина…

Брайн откинулся на сиденье и тут же подпрыгнул как ужаленный, руку пронзила острая боль, и он потерял мысль. Ножевая рана, которую он даже не заметил в суматохе погони, оказалась длинной, но не глубокой — ее быстро обработали и наложили повязку. Заметив, что в машине довольно прохладно — кондиционер работал на полную мощность, — Брайн поспешно натянул плащ.

Никто их не преследовал, а когда черная башня скрылась из виду, охранники совсем расслабились и принялись чистить оружие, прикидывая при этом, кто уложил больше магтов в сегодняшнем бою. Вся их враждебность и настороженность по отношению к Брайну разом исчезли, они улыбались ему и не скрывали своей радости — впервые с начала операции им дали возможность ответить выстрелом на удар, как и подобает мужчине.

Брайн мог быть доволен. Вылазка не прошла даром: его гипотеза обросла фактами и на глазах превращалась в стройную теорию. Теория получалась достаточно радикальная, но она все объясняла; Брайн придирчиво искал какие‑нибудь несоответствия и не находил их. Через некоторое время он пришел к выводу, что теорию надо проверить, не откладывая это дело в долгий ящик — пусть специалист либо подтвердит его выводы, либо опровергнет их. На Дисе Брайн знал только одного такого специалиста…

…Леа работала в лаборатории. Когда он вошел, она как раз склонилась над микроскопом, на смотровом столе лежало что‑то бесформенное.

Заслышав шаги, Леа подняла голову и, увидев Брайна, тепло улыбнулась ему, как старому знакомому. Тяготы последних суток оставили отпечаток на ее лице: кожа потемнела от загара, местами потрескалась или шелушилась.

— Я, наверное, ужасно выгляжу, — сказала она, сжав виски ладонями. — Похожа, должно быть, на недожаренный ростбиф. — Внезапно она взяла его за руку и тихо сказала: — Спасибо, Брайн…

Леа родилась и выросла на Земле, где люди давно избавились от всякого рода условностей. Они могли спокойно обсуждать любые, самые щекотливые проблемы и не испытывали при этом смущения или неловкости. Такой стиль общения часто помогает в жизни, но когда нужно поблагодарить человека, спасшего тебе жизнь, возникают некоторые затруднения. Почему‑то получается очень похоже на монолог из плохой исторической пьесы.

Наверное, поэтому Леа замолкла на полуслове, но Брайн слышал не только слова, он слышал больше и знал, какие чувства она испытывает. Он ничего не ответил, только ненадолго задержал ее руку в своей.

— Как вы себя чувствуете? — Брайну было немного стыдно, ведь именно он настоял, чтобы девушка принималась за работу, не закончив лечение.

— По всем законам биологии должна чувствовать себя ужасно, — ответила она, слабо улыбаясь, — но почему‑то хочется летать. Они так напичкали меня лекарствами, что я собственного веса не чувствую — будто в воздухе паришь. Спасибо, что вытащили меня из клиники и разрешили поработать.

Брайн ответил, что уже сожалеет об этом.

— И не думайте! У меня уже ничего не болит. Честно. Иногда только голова немного кружится, и больше ничего. А тут такая работа! Вы даже представить себе не можете, как это все интересно… Ради этого стоило печься на солнце и ползать по пескам. — Она склонилась к микроскопу и подкрутила винт. — Бедный Айджел был совершенно прав, помните, он говорил, что для экзобиолога Дис — земля обетованная. Вот посмотрите… У этой водоросли такие глубокие паразитические изменения, что…

— Я тут подумал, — прервал Брайн ее восторженную лекцию из жизни паразитов. — Помнится мне, Айджел выражал такую надежду, что вы будете изучать и туземцев, а не только окружающую их среду. Причина всего происходящего кроется в дисанцах, а не в местных водорослях.

— А я чем, по–вашему, занимаюсь? Но дисанцы так тесно связаны с местными формами жизни, что изучать их самих по себе не имеет никакого смысла. Да и сомневаюсь я, что мы найдем серьезные физические изменения. Уж не больше, чем у этой водоросли. А вот в области психики могли произойти любые сдвиги — они же приспосабливались к таким чуждым человеку условиям. Очень может быть, что стремление к самоубийству — одно из следствий изменения психики.

— Может, вы и правы, но я думаю иначе. Этим утром я предпринял небольшую экспедицию и обнаружил кое‑что интересное.

Только сейчас Леа обратила внимание на его синяки, до этого она была слишком увлечена работой.

— Я наносил визит, — упредил ее вопрос Брайн. — Всю эту суматоху с войной устроили магты — своего рода правители Диса — вот я и решил взглянуть на них поближе, прежде чем принимать решение. Наша встреча не была теплой, но я нашел, что искал… Они полностью отличаются от нормальных дисанцев, с какой стороны ни посмотри. У меня было с кем сравнивать, до этого я немного общался с Ульвом — это туземец, который спас нас в пустыне. Он, конечно, во многих отношениях не такой, как мы с вами, да он и не может быть таким же, живя в этой печке, но он — человек, в этом я уверен. Он дал нам воду, потом привел помощь, в конце концов, я с ним разговаривал, и мы понимали друг друга, пусть и не с полуслова. Магты — полная противоположность. Банда хладнокровных убийц, и только! Не успел я с ними заговорить, как они попытались убить меня, причем совершенно без причины. От остальных дисанцев они отличаются всем: одеждой, привычками, образом жизни и самое главное — полным отсутствием эмоций. Они не испытывают страха, любви, гнева — они вообще ничего не испытывают, как медузы. Каждый из них — это сумма химических реакций, и больше ничего.