Закричать хочется: люди, да что же вы такие сволочи?!.. Неужели отнятое у «Скрипачки», дало вам какое-то особое счастье?

Ну, хорошо, давайте рассуждать хотя бы так: если человек свободен, то он не может не быть хозяином своего времени. Но только своего – минут, часов, дней и лет. Слишком большое время – тысячелетия – и слишком маленькое – доли секунд и мгновения – человеку неподвластны. В огромном и маленьком – уже другие законы. И тут встает очень интересный вопрос, что является для человека большей трагедией его бессилия: неподвластное то, что царит над ним – сотни и сотни веков – или неподвластное то, что, казалось бы, он держит в своих руках – маленькое время, состоящее из крохотных мгновений?.. На мой взгляд, все-таки второе. Например, если вы держите в сомкнутых ладонях золотую пыль, но не можете назвать ни одну песчинку своей, – ведь дунет независимый от вас ветерок и нет ее – то как вы можете назвать своим то золото, которое держите в руках?..

Но ведь из мгновений и состоит жизнь. Да, мы умеем думать, точнее говоря, вбирать в себя весь мир, как собирает свет выпуклая линза, и именно это и дарит нам ощущение жизни. Но общеизвестно, что в нас есть то, что «думает» гораздо быстрее формального человеческого мышления – это интуиция и талант. И если формальное мышление это крепкая рабочая лошадка, то интуиция и талант… ну, как быстрокрылые Пегасы, что ли? И именно они могут приблизить нас к обладанию бесценным «крохотным временем». А что для этого нужно?.. Власть и деньги? Дворцы и яхты? Может, блондинки?..

Ах, пижоны, пижоны!..

Я ворочаюсь с боку на бок, понимаю, что начинаю злиться и смотрю на часы. Пол-второго. За высокими церковными окнами – глухая ночь. И я уже знаю, что не усну.

Встаю. Господи, о чем я думаю?!.. Призываю все человечество к совестливости? Вспоминаю «Скрипачку», хотя уже прошло лет восемь или даже больше? О, Боже, помилуй меня грешного!.. Совсем обалдел церковный страж – в морализаторство ударился. Художник взял топор и пошел на гражданскую войну сражаться за правое дело. Бей плохих и да здравствуют хорошие. Идиот, одним словом.

Выхожу на улицу, спускаюсь по порожкам и, отойдя в тень от близкого фонаря, достаю электронную сигарету. Осматриваю ее и невольно усмехаюсь… Тоже хитрец! Не смог бросить курить, но все равно просочился и нашел «запасной выход».

Курю… То есть дышу паром глицерина и полипропиленгликоля с крохотной долькой никотина. Смотрю на звезды… Хорошая ночь, чистая и светлая. Стены церкви едва ли не светятся… Почти рай. А то, что на Земле живем, только далекий собачий лай и редкие машины на шоссе напоминают.

Обхожу вокруг церкви. Сегодня в «становище» бомжей тихо – даже шороха не слышно. Временное затишье…

Однажды я стал свидетелем, как одного бомжа забирали домой его родственники. Дорогая «иномарка» стояла прямо перед въездными воротами, а пьяного донельзя мужика – за руки и за ноги – грузили на заднее сиденье. Не смотря на свое состояние, бомж возмущался тем, что из его карманов сыпется милостыня – мелочь и цветные бумажки. Позже мне сказали, мол, сестра приезжала. Он, бомж, с ней поругался и из дома ушел, а она его три месяца искала.

Я завершаю свой обход и возвращаюсь на прежнее место. Снова смотрю на небо и звезды… Это хорошо, что сестра искала. Может быть и «Скрипачку» кто-нибудь нашел? Ведь она молодая совсем… А чем я-то ей мог помочь? Что, как котенка в карман положить?

В последней мысли мелькает какая-то тоскливая нотка. А может быть, все-таки смог бы?.. Ты просто никогда не думал, как это нужно сделать. Наташка сказала: тебе только литература интересна, ты даже на дочку внимания не обращаешь. В общем, живешь в придуманном мире, как премудрый пескарь в своей норе. А что особенно меня самого настораживает, какие-то философские «производные» и определения придумывать стал. Зачем тебе это, художник? Разве идет урок, тебя вызвали к доске и ты должен доказать некую теорему духовности? Кому доказать, зачем и почему тебе не стыдно за такие умствования?

Усмехаюсь: разве Наташка не права?.. А по ночам я еще «воюю» со злом. Тоже мне, философ-самоучка! Восемь лет назад, ты не смог помочь реальному человеку – «Скрипачке» – тогда о каком добре и зле ты рассуждаешь сейчас? Неужели ты не понимаешь, что и на твою жизнь можно взглянуть совершенно иначе и приговор может оказаться адом. Разве ты – ты сам! – не чувствуешь этого? Так что не записывайся в негодующие святые. Стать мерзавцем-моралистом, обвиняющим других людей во всех смертных грехах слишком просто, а вот выбираться из этой ямы возможно ли?..

Что защитит от этого?

Истина.

Ты знаешь ее?

Нет… Только направление. А еще то, что дорога очень и очень трудна. И не столько внешним, сколько внутренним сопротивлением. Слишком уж разнообразна и цветаста, слишком игрива и слишком умна Великая Полная Пустота.

Снова поднимаю глаза к небу… Ладно, не нужно думать. По крайней мере, сейчас. Не нужно доводить себя до состояния крайней вымотанности ведь и такой дорогой приходят к бездне. Белке в колесе нужен отдых.

Я отгоняю все мысли. Это приносит какое-то облегчение и даже робкую надежду. Надежду на что?.. Я точно не знаю. Наверное, на то, что «Скрипачке» может быть все-таки повезло; что завтра я допишу рассказ, который вымучиваю уже целый месяц и что… Все будет хорошо, да?

Я – только человек. Я не могу смотреть на звезды постоянно и рано или поздно мне придется опустить голову. Я не могу постоянно помнить о звездах, потому что реальный мир требует других мыслей. Но мне, человеку, мало только время от времени вспоминать, что они есть… Что во мне поддерживает надежду, когда я опускаю глаза к земле? Только мое стремление? Но не слишком ли этого мало для внутренней человеческой безмерности и свободы? Я не верю в судьбу, но я верю в дорогу. Человек абсолютно свободен на этой дороге, потому что настоящая свобода рождается в самом человеке, а не в экономических или политических законах, которые он придумывает. А как часто мы понимаем то, что дорога это не только движение вперед, но и опора под ногами?.. И звездное небо над головой такая же опора, а не просто физика и оптика глаза.

Вы говорите, что люди в гуманном обществе должны опираться друг на друга? А молиться мы будем тоже