Ходили слухи, что Торрио приобрел заброшенную пивоварню, намереваясь превратить ее в один из борделей, но в последний момент решил использовать здание другим образом, тем более что связь Драггэна и Лейка со Стенсонами придала бы делу нужный Торрио внешний антураж. Торрио видел возможность объединения всех организаций, которые могли служить жаждущему городу, поддержку осуществляемых пригородных операций и множество других идей. На пути Торрио было только два препятствия. Любовь и страх деморализовали Большого Джима Колозимо.

В жизнь Колозимо вторглась прекрасная Дейл Уинтер, певица с восхитительными формами, в стиле Лилиан Рассел[51].

В 1917 году, в возрасте двадцати пяти лет, Уинтер приехала в Чикаго, мечтая петь. Ей не удалось сразу получить роль в каком-либо водевиле, и в поисках работы Уинтер познакомилась со скрипачом Артуром Фабри, в скором времени ставшем руководителем квинтета в Кафе Колозимо. Скрипач видел ее выступление в Гранд-Рапидсе три года назад и устроил несколько бенефисных выступлений. Фабри и Уинтер стали близкими друзьями (возможно, больше, чем друзьями), Артур купил девушке шикарную одежду и устроил прослушивание перед Большим Джимом Колозимо, который находился в восторге от роли импресарио собственного заведения. Она пришла, она спела, она победила.

Кроме выступлений в Кафе Колозимо Уинтер пела в Методистской церкви на Сауз-Парк-авеню. Когда среди прихожан пошли разговоры о светской деятельности певицы, они принципиально ополчились против Дейл, и даже проповедь пастора на тему «Кто среди вас не без греха, пусть первый бросит в меня камень» не смогла растопить лед в сердцах методистов. Уинтер уволилась без сожаления, Колозимо стал для нее не только боссом, но и защитником от религиозных фанатиков и ресторанных пьяниц. Уинтер носила белое платье с красной розой на груди, демонстрируя идеальную фигуру. Ее красота, изящество, голос и манеры – все, что один журналист назвал «неоспоримым шармом», – доводили Колозимо до сумасшествия.

У Колозимо были связи со светскими дамами, которые находили удовольствие в обществе здорового, привлекательного, сеющего ужас, но при этом обходительного, владельца главного кафе города – центра светской жизни. Эксперт в вопросах проституции, обладавший отточенным чутьем, имел особое пристрастие к изысканным женщинам. Но это были чужие женщины, а Дейл Уинтер могла стать его. Он обратился к Энрико Карузо и Титте Руффо, чтобы те послушали Уинтер и оценили вокальные данные. Когда маэстро Чикагской оперы Клеофонте Кампаньини признал голос соответствующим академическим стандартам, Колозимо определил Дейл в Чикагский музыкальный колледж.

Примерно в это же время Колозимо с женой, Викторией Мореско, начали жить раздельно. Дейл вспоминала: «Я собиралась жить с Колозимо только при условии, что мы поженимся. Но я любила его – любила всем сердцем!»

Его любовь к Уинтер была совершенно очевидна. Поразительно, учитывая прошлое и характер Колозимо, рассказ Дейл о добрачном воздержании, возможно, был правдой. Личный водитель Колозимо, Вульфсон, никогда не был свидетелем даже прощального поцелуя перед сном, когда босс провожал Уинтер после закрытия ресторана до квартиры. Колозимо сопровождал девушку до двери и целомудренно откланивался. Вулфсон отмечал, что Колозимо возвращался в машину, словно мальчуган со свидания с королевой бала.

Любовь оказала на жизнь Большого Джима такие же радикальные перемены, как сухой закон на Чикаго. Он передал управление борделями, игорными и питейными заведениями в руки Торрио, ослепленный новообретенным статусом звезды высшего света.

Изысканность Дейл Уинтер сулила чистую, порядочную жизнь. Она была прекрасной парой для обновленного, очищенного Колозимо. Однако этим надеждам, порожденным любовью, не суждено было сбыться.

Если бы Колозимо стал королем бутлегеров, как того хотел Торрио, то ни в коем случае не смог бы вести новую жизнь. Являясь боссом преступного мира, Колозимо был совершенно незаметен, равно как и его доход. Клиенты Колозимо, конечно, ухаживали за элегантными куртизанками в кафе, но даже самые похотливые из политических покровителей не хотели частых встреч с двухдолларовыми шлюхами.

В первое время бутлегерство привлекало внимание прессы, и конечно, никто не допускал, что контрабандисты смогут стать признанными членами общества.

Бутлегерство было опасным занятием. Империя, мечты о которой лелеял Торрио, неизбежно должна была вызвать нападки, как и сеть борделей Колозимо.

Ему пришлось разобраться с несколькими серьезными неприятностями осенью 1919 года, представляющими особую сложность, так как угрозы распространялись и на Дейл.

Убытки от постоянного воровства были привычны, но тем не менее доставляли неприятности.

В любом случае он боялся расширения бизнеса, которое могло вызвать преследования со стороны федералов и неприятности от рэкетиров и конкурирующих бутлегеров.

Зачем? Банька Джон Кофлин любил повторять слова сенатора Уильяма Мэйсона: «Никогда не хватайся за большое. Держись за малое. Так безопаснее».

Колозимо уже был связан с бутлегерством. Торрио склонил его поддержать Джека Гузика, неприятного, тучного и навязчивого сутенера.

Колозимо дал Гузику $25 000 на покупку небольшой пивоварни, поставляющей пиво в пригородные проекты. Кроме того, весной 1919 года, еще до вступления в силу сухого закона, Торрио прикупил пивоварню Malt-Maid. Это были мелочи, план Торрио предполагал охват всего Чикаго.

В том, что Колозимо позволил Торрио действовать самостоятельно и оторвался от операций, таилась опасность для него. Это означало полную передачу власти, необходимой для личной защищенности в новом и очень уязвимом предприятии. С другой стороны, зачем ему было нужно рисковать свободой, жизнью или собственностью?

Колозимо имел непререкаемый авторитет, и без такого руководителя Торрио не смог бы набрать нужный вес, позволяющий осуществить задуманное. Сухой закон вступил в силу, и Торрио наблюдал, как Драггэн, Лейк и другие глупо, поспешно, мелочно и беспорядочно делали то, что он собирался делать методично и с размахом.

Торрио надеялся повлиять на Колозимо, но все рухнуло, когда он объявил о решении развестись с Викторией и жениться на Дейл.

Ходили слухи, что Торрио сказал Колозимо: «Ты губишь себя». Торрио не мог дерзить боссу и так относиться к любви, порядочной женщине и свадьбе.

В 1912 году Торрио женился на Анне Джейкобс, обворожительной рыжеволосой красавице. Ей было двадцать два года, Торрио – тридцать. Никто не мог понять, как Торрио мог познакомиться с Анной, девушкой из небольшого городка рядом с Лексингтоном, штат Кентукки, далекой от всего, что творилось в Дамбе. Юрист, обедавший у Торрио, сказал, что Анна Торрио была «грациозной, интеллектуальной личностью из хорошего общества».

Женившись, Торрио переехал из отеля, расположенного в самом сердце Дамбы, в квартиру на углу 19-й и улицы Арчер, на севере района, стремясь по возможности оградить жену от тамошней грязи. Он не пил, не курил и не пользовался услугами, которые предлагал клиентам. Он был мягким и умеренным в разговорах, никто не слышал, чтобы Торрио сквернословил.