– Работа у них такая, Сашок, и ничего с этим не поделаешь. Они обязаны все версии отрабатывать. И даже ту, что ты... – Он запнулся внезапно, потом глубоко вдохнул в себя воздух, выдохнул с силой и виновато глянул на нее. – И даже ту, что ты, повздорив с матерью, убила ее. По неосторожности, в пылу ссоры, но... Короче, ты меня поняла. Готовь себя к любого рода сюрпризам.

– Как я подготовлю-то?! Как, Павел Степанович?

– А-а, вот потому-то я и пристаю к тебе, дуреха. – Он погладил ее по голове, едва дотянувшись, роста он был небольшого, и Саше едва доставал макушкой до подбородка. – Надо все продумать, как и что говорить там станешь. Я-то тебе верю и помогать стану. А вот они...

Они так ни до чего и не договорились. Саша упорно отмалчивалась, он настырно наседал. Вспомнил и ее выпачканные грязью кроссовки, которые сам же и вымыл.

– Думаешь, никто не обратил внимания, что они у тебя в грязи, дочка? Был там один глазастый особо.

– Это который?

– Это тот, что тебя по щекам нашлепал. Так вот он с ног твоих глаз не сводил. От вопросов, правда, воздержался. Но грязь на твоей обуви его сильно заинтересовала.

– И вас тоже? Вас она тоже интересует?

– Да, – не стал вилять Степаныч. – Неплохо бы мне было знать, где ты по сухой погоде так кроссовки измазала?

– Скажите еще, что по берегу пруда шастала! – фыркнула Саша.

– Я-то, может, и не скажу, хотя отрицать не стану, такие мысли приходили мне в голову. А вот глазастый – тот запросто.

– И что? Они же не изъяли их сразу, теперь доказать ничего не смогут. Вы же их вымыли.

Они незаметно дошли уже до ее калитки, Саша остановилась, впускать в дом участкового она не хотела, тот понял и настаивать не стал.

– Помнишь, значит...

Бабенко ухватился за штакетину, подергал. Ржавый гвоздь тут же послушно выполз из полусгнившего дерева. Участковый поспешил вогнать его обратно, отряхнул руки, вздохнул с печалью:

– Совсем без хозяина дом сирота. Каким бы ни был гулякой твой отец, дом не запускал... Мать-то хотела хозяина в дом, очень хотела. Путевого...

– Это Игорь-то путевый?! – ахнула Саша, и синие глазищи ее сделались чернее ночи. – Что вы все о нем знаете вообще?! Он-то где был в ночь убийства?!

– Дома. Дома он был. Все проверил, все показания с соседей снял. Видели его и свет в его окне далеко за полночь.

– Он мог его просто не выключить! – стояла на своем Саша.

Отворила калитку, вошла на свою территорию, калитку прикрыла перед Бабенко. Пускать его она точно не хотела.

– Мог просто оставить свет включенным, чтобы с улицы думали, что он дома.

– Мог. Я, кстати, тоже подумал об этом. – Бабенко примирительно улыбнулся ей. – Да есть одна загвоздка. Как он, отсутствуя, по телефону домашнему ответить мог, а?

– А кто ему звонить-то мог ночью?! – недоверчиво вытаращилась Саша. – Брехня!

– Нет, правда это. И звонил ему в ту ночь без конца сосед Никонов Мишка.

– Чего это?

– Сначала футбол они обсуждали, смотрели каждый в своем доме и обсуждали результаты по телефону. Потом Мишке выпить захотелось, он начал Игоря к себе зазывать. Тот отказался. Тогда Мишка сам начал навязываться к Игорю в гости, тот снова отказал. Сказал, что гостя ждет, мать твою он ждал, понятно!

– А потом? Потом-то Никонов звонить ему перестал, вот и... – Результаты вскрытия показали, что смерть наступила до полуночи, дорогуша моя. И в это самое время как раз и шла трансляция футбола. Ее-то и смотрели мужики и живо обсуждали по телефону. Так-то...

– Значит, у него алиби есть, а у меня нет! – Саша нервно рассмеялась. – А что, если он убил маму у себя дома, а потом отнес ее труп на пруд?! Такая мысль вам в голову не приходила?!

– Так не видел никто, как она к нему заходила-то, Сашенька. Не видел никто...

Он ушел тогда сильно расстроенным, а она снова заперлась в доме и пролежала до самого вечера с закрытыми глазами. Но не спала ни единой минуты, а все думала и думала, думала и думала.

Странно все обстояло с расследованием Бабенко, очень странно. Что-то делал, болтали бабы, как-то суетился. Из дома в дом ходил, все с расспросами ко всем приставал. Порой, говорили, ерунду какую-то спрашивал, и все в блокнотик свой, засалившийся давно, записывал. Чего писал, спрашивается, если ни о чем путном и не спрашивал, все больше хихикал да нелепые вопросы задавал.

Дом приезжего Игоря, у которого с ее матерью случился неожиданный и сильно раздражающий ее роман, Павел Степанович навестил лишь дважды. Сразу после отъезда оперативной группы с места происшествия и неделю назад. Вышел, по слухам, весьма неудовлетворенным. Чертыхался будто бы, когда по деревне потом шел, и сердито хмурил брови. Что уж его там не устроило, одному ему и было известно. Может, то, что Игоря нельзя было привлечь к ответственности, его рассердило. А ему этого очень хотелось. Может быть, груб тот был с ним или что еще.

Гадали их местные тетки долго, долго качали головами, отполировав ступеньки и перила магазина своими задами до зеркального блеска. Потом переключались на Сашу, начиная жалеть ее до слез. Потом недоумевали, куда это Танька Вострикова подевалась, глаз домой не кажет, как в город уехала. То ли сложилось у нее там все удачно, то ли опостылели ей тут все, и она с глаз долой, из сердца вон. Заканчивалось все обычно темой неуродившейся картошки, плохих помидоров и чахлой капусты. Охали и качали головами уже по теме: как с таким урожаем зимовать всем.

И так день за днем. Правда, с каждым новым днем последняя насущная тема все больше и больше вытесняла тему недавнего происшествия, отводить ей времени стали с каждым днем все меньше, и скоро, возможно, о ней вообще вспоминать не станут.

Один Бабенко не успокаивался. Один он носился по деревне в промокшей насквозь от пота форменной рубашке и с блокнотом, странички в котором давно от времени пожелтели и испачкались в пыли. Пару раз за минувшие две с половиной недели наезжали городские. Те посещали деревенские дома выборочно. И к Саше стучались. Она не открыла. Она повесила на дверь замок и заходила в дом с огорода. У них многие так делали, когда не хотели никаких нежелательных посещений. И секрета в том особо никакого не было для деревенских. Городские не знали. Потому и, потоптавшись на пороге крыльца и поглазев на навесной замок, уходили восвояси.

На допрос в город пока никого не вызывали. Во всяком случае, Саше ничего об этом известно не было. Но вот вчера...

Вчера из города приехал сам Бабенко Павел Степанович, и приехал весьма удрученным.

– Не знаешь, Сашка, чего это Степаныч наш из города приехал, как из помоев вынырнул?

Продавщица Маринка догнала ее на улице, когда Саша просто шла куда-то.

Она и сама не знала, куда и зачем идет. Просто вышла из дома через дверь в огород и пошла по улице, сжимая под мышкой сумочку с кошельком и мобильным. Позвонить ей никто не мог. Она не ждала звонка так рано, ждала его где-то в семь-десять часов. Но все равно телефон взяла с собой по привычке. Мама всегда ругала ее за то, что оставляла телефон по забывчивости.