— Тебе обязательно всюду за ней ходить? — спросил его Ник. — Неужели не хочется заняться чем-нибудь еще?

Вари пожал плечами.

— Мне нравится то, что я делаю.

Он посмотрел на Ника с оттенком подозрения в глазах.

— Ты проводишь с ней много времени, — заметил он. — Может, тебе самому лучше заняться чем-то другим?

Ник не вполне понял подтекст, содержавшийся в его словах, но ощутил недовольство Вари.

— Мы — свободные духи и живем в свободном мире. Я могу делать то, что хочу, — ответил он.

— Она скоро устанет от тебя, — предположил Вари. — Ты ей нравишься, потому что она недавно с тобой познакомилась, но это не может продолжаться вечно. Скоро ты станешь для нее всего лишь обыкновенным призраком, она даже имени твоего вспомнить не сможет. А я буду по-прежнему рядом с ней.

Ник с негодованием отверг это предположение.

— Она не забудет.

— Готов поспорить, что забудет. Да ты и сам забудешь.

— С чего ты взял?

— Твоя одежда и шоколад на лице — все это попало сюда вместе с тобой, а имя — нет. Воспоминание о нем стирается со временем, как и все остальное. Вскоре все начнут называть тебя Шоколадом. Или Херши.

Вари ухмыльнулся, Нику его ухмылка не понравилась.

— Да, точно. Так и будут тебя звать — Херши.

— Не будут. И я свое имя не забуду.

— Правда? — осведомился Вари. — Тогда назови его.

Ник собрался ответить, но замер на месте, не в силах вспомнить. Это продолжалось всего секунду, но чтобы назвать свое имя, обычно человеку не нужно думать. Нику стало страшно.

— Э-э… Меня зовут Ник.

— Хорошо, — согласился Вари. — А фамилия? — задал он новый вопрос.

Ник открыл рот, чтобы ответить, но закрыл его, не вымолвив ни слова. Он не мог вспомнить.

Появилась Мэри и сразу же заметила, что Ник чем-то расстроен.

— Вари, ты что, докучаешь нашему новому другу?

— Мы просто разговаривали. Если он считает, что я ему докучаю, это его проблемы.

В ответ Мэри лишь покачала головой и, как обычно, поцеловала мальчика в покрытую кудрявыми светлыми волосами макушку. Тот победно посмотрел на Ника.

— Проводи меня вниз, пожалуйста, — попросила Мэри. — Там ждет сыщик, я думаю, у него есть интересный товар.

Вари сделал шаг по направлению к лифту.

— Нет, Вари, я не тебя прошу. Ты уже видел сыщиков раньше, а Нику будет полезно поучиться, как заключать с ними сделки.

Теперь наступила очередь Ника чувствовать себя триумфатором.

Дверь лифта закрылась, и Вари остался за ней. Ник тут же выбросил его из головы, а с ним и все его замечания — по поводу того, что он будто бы забудет свое имя, и о том, что Мэри скоро от него устанет. В конце концов, Вари был всего лишь девятилетним мальчиком с соответствующим уровнем развития. Он был просто малышом и ревновал Мэри, как сделал бы на его месте любой мальчик его возраста. Вот и все.

Нику было невдомек, что Вари оставался девятилетним мальчиком уже сто сорок шесть лет. По прошествии полутора веков детские эмоции уступают место другим. Если бы Ник вовремя это понял, все, чему было суждено случиться в дальнейшем, могло быть по-другому.

Лиф стоял у игрового автомата и пристально, не мигая, смотрел на экран.

Стрелка влево. Вверх. Влево. Съесть большой белый шар. Маленькие волосатые создания становятся синими. Есть волосатиков, пока они не начнут мигать, потом бежать от них подальше.

Лиф подсел на игру «Пакку-ман».

Трудно было сказать, почему много лет назад игровой автомат переместился в Страну затерянных душ. Мэри купила его у сыщика, который специализировался на поиске электронных приборов. Они редко попадали в Страну. Наверное, потому, что люди годами пользуются граммофонами, виктролами, восьмидорожечными магнитофонами или айподами, но почти никто не «любит» их так сильно, чтобы, выйдя из строя, аппарат перешел в Страну затерянных душ. Никто никогда не будет скучать по сломанному плееру. Его просто заменят новым, а старый забудут. Вероятно, по этой причине техника попадала в мир призраков лишь в результате усиления солнечной активности.

Мэри считала, что разбирается в современных технологиях, и гордилась этим. Ей хотелось, чтобы новички чувствовали себя хотя бы отчасти как дома. Ей пришлось потратить много времени и как следует поработать, чтобы спустя несколько лет у нее образовалась целая коллекция игровых автоматов. Мэри разместила их на шестьдесят четвертом этаже, превратив его в галерею. Там же находилась коллекция пластинок. Их было очень много, так как люди любят музыку по-настоящему. Единственной проблемой было отсутствие проигрывателя, но Мэри надеялась со временем найти и его.

Вверх. Влево. Съесть большой белый шар. Маленькие волосатые создания становятся синими. Есть волосатиков, пока они не начнут мигать. Бежать.

Снова и снова.

Рутина не приносила Лифу облегчения, так как он не мог остановиться. Да он и не хотел останавливаться. Никогда.

Когда мальчик жил в лесу, у него тоже были привычки. Он любил прыгать с ветки на ветку, день за днем. Он постоянно играл, причем в полном одиночестве. Но здесь все было не так. Лиф не испытывал потребности играть, но бесконечная программа захватывала его внимание целиком — в лесу так никогда не было. Дети говорили ему, что он играет на устаревшем автомате, но ему было все равно. Все игры были ему в новинку.

Вверх. Вниз. Влево. Вправо. Съесть. Бежать.

— Лиф, что ты делаешь? Как долго ты здесь находишься?

Он едва понимал, что слышит голос Элли, даже не обернулся, когда она с ним заговорила.

— Не помню, — ответил он.

— Мне кажется, ты здесь уже пятый день.

— И что?

— Так нельзя. Я должна тебя отсюда вытащить. Мы все отсюда уходим!

Но Лиф ее уже не слушал, потому что забавные маленькие волосатые создания как раз стали синими.

Мэри давно уже не испытывала столько забот из-за появления новичков. С Лифом все было просто. Она испытывала к нему материнское чувство, как и ко всем, кто находился на ее попечении. А вот Элли, с ее бесконечными вопросами, взвинченными нервами и надеждой, вызывала в душе Мэри чувства, которые девушка предпочла бы забыть навсегда. До ее появления Мэри считала, что избавилась от этих эмоций — сомнений, подавленности и, главное, угрызений совести, но теперь они вдруг вновь расцвели в ее душе пышным цветом и стали выше, чем ее башни.

К тому же появился Ник. К нему Мэри испытывала чувства другого рода, но и они беспокоили и пугали девушку. Ник был таким живым. Он так заметно менялся в лице в присутствии Мэри, вспыхивал и краснел. Воспоминания о живых чувствах были в нем так свежи и не затерты, что его волнение передавалось Мэри, будоражило и манило ее. Ей хотелось проводить с ним всякую свободную минуту. Это было опасно — почти так же, как завидовать живым. Среди детей, живущих в Стране, ходили слухи, передававшиеся шепотом, легенды о тех, кто не мог справиться с завистью к живым людям. Они следовали за объектом зависти днем и ночью, превращаясь в его тень, и души их были безвозвратно потеряны. С Мэри ничего подобного не произошло, но все же девушка понимала, что чувства — ее слабость, а она была не в том положении, чтобы позволить себе расслабиться. Слишком много детей было у нее под крылом, и они во всем полагались на силу Мэри. Она постаралась разрешить внезапно возникшие внутренние противоречия и поймала себя на том, что стала необычайно сентиментальной. И все же, когда никто, даже Вари, за ней не следил, Мэри спускалась на пятьдесят восьмой этаж, чтобы побыть в одиночестве и предаться своим мыслям.