Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Никогда не думала, что увижу тебя возле моего очага…
– Это она маме, что ли?
– А ты знаешь, каково это – жить без мужчины? Откуда тебе знать! Ты такая белая, такая холодная. Ты, наверное, вообще не женщина… Как Умар мог с тобой жить?! У тебя хоть кошка дома была? Видела, как она страдает, когда приходят её дни? Но кошкам, неразумным тварям, Бог определил становиться горячими раз в месяц. Мы, женщины, всегда горячи. Мы испытываем желание всегда – каждый день и каждую ночь, – если рядом нет мужчины, который может желание утолить… Пусть Бог простит меня за эти мысли и эти слова. Я знаю, некоторые женщины утешают себя сами, без мужчины. Пусть Бог простит мне и эти слова. Он-то знает: я укрощала себя работой…
Она замолчала. Я подумала, что ушла. Почему-то всё время получается, что я нечаянно подслушиваю чужие разговоры. Сама себе кажусь каким-то шпионом. Так и хочется спрыгнуть и закричать: «Эй, я всё слышала! Выбирайте для разговора уголки поукромнее». А где их найдёшь? Всё на виду. И все люди – в куче.
Нет, оказывается, Бахшанда ещё не полностью высказалась.
– Ты думаешь, я тёмная, необразованная. Но я всё знаю. Я школу закончила. Радио слушаю. Могла поехать в город, могла в райком пойти, сказать: «У меня пять детей. Мой муж любовницу завёл, муж вторую жену взял, муж байские пережитки завёл». Умара в райком бы вызвали, Умар испугался бы… В город, наверное, меня бы не взял, но тебя бросил бы. Меня он боялся, но райкома боялся ещё сильнее… Я не поехала, не сказала… Это стыд перед Богом и людьми таким путём мужа возвращать. Соседки корили: «У тебя разве гордости нет? Почему в город, в райком не поедешь?» Из гордости не поехала. Много раз собиралась, но гордость сильнее была. Мудрые люди говорят: тот, у кого в сердце есть хоть одна частица гордости, не войдёт в Рай. Меня гордость при жизни в ад бросила…
Зачем она говорит это маме? Ведь мама не понимает…
– У вас, русских, никакой культуры нет. Вы не умеете пристойно поздороваться, пристойно начать разговор, у вас нет такта. Не умеете чистоту соблюдать, не знаете, как отделять дозволенное от недозволенного. Я точно знаю, что не чистишь волосы с лобка и на теле, и я уверена, что ты никогда не проходишь обряд очищения после месячных. Я видела много русских. Я знаю, среди вас тоже есть хорошие люди. Наверное, даже и ты – хорошая женщина. Свёкор рассказал, что ты старалась сама похоронить Умара… Ты делала всё не по закону, но я понимаю, что хотела проводить его достойно, как это понимаешь… Джоруб глупый. Джоруб думает, что теперь, когда покойный ушёл, мне с тобой нечего делить. Очень глупый. Может, если бы покойный был жив, я могла бы с тобой примириться. Может, мы с тобой даже подругами бы стали. Но теперь, когда всё осталось как есть, когда ничего нельзя изменить, мне нет успокоения. Бог его из твоего дома забрал, не из моего, а потому покойный навсегда твоим остался…
Ушла. Я долго думала, а перед сном спросила:
– Мамочка, ты поняла хоть что-нибудь из того, что она тебе говорила?
– Ей этого не надо. Она беседует со мной как с кошкой. Знаешь, иногда одинокие люди, которым не с кем поговорить, изливают душу домашним животным.
– А ты?
Мама пожала плечами:
– Изображаю из себя кошку.
– Мамочка!!!
– Я её понимаю. Не слова, а то, что она чувствует. Бахшанда человек гордый и никогда в том не признается. Никому, кроме кошки.
– Она про папу всякие гадости говорила!
И вдруг мама меня удивила, дальше некуда.
– Могу представить. Думаешь, я не понимала, кто такой твой отец? Очень хорошо понимала, но всё равно любила. Слабый человек. Ты сильная. Не в него и не в меня пошла. А он… Может, если б не любила его, сказала бы – ничтожный человек. Но руки у него были… знаешь, руки у него были как из рая… будь он проклят, этот Умар! Когда мы начали встречаться, я не знала, что у него есть семья. А потом… я уже ждала вас с Андрюшей. Тут-то всё и открылось. «Извини, Вера-джон, мы не можем в ЗАГС пойти…» Я его выгнала. Но ты помнишь отца – кого угодно уговорит. «А-а-а, Вера-джон, ты меня совсем не жалеешь. Я такой несчастный. Меня родители без моего согласия женили, нашли уродину, глупую, ведьму…»
– И правильно! Она и есть ведьма! Злая ведьма.
– Нет, доченька, несчастная женщина.
– Мама! Ты говоришь, будто в чём-то перед ней виновата.
– Не знаю. Может быть, да, а может, нет… Я давно перестала об этом думать. Представь, каково быть молодой русской женщиной в таком посёлке, как Ватан. Проходу нет. Каждому кажется, что… Всякий к тебе вяжется, всякому…
– Знаю, мамочка: «русский блядь-учительница…»
– О господи, Зарина, что за выражения! Где ты этого набралась?
Я фыркнула. Где набралась? Можно подумать, мы жили в сказочном царстве среди фей.
– Твой отец от всего этого меня ограждал. Все знали, что я его жена. А его уважали…
Я ушам не верила. Закричала:
– А она-то, она?! Ты знаешь, что она говорила? Она сказала, что наш папа её содержал, она единственно поэтому его не бросала. Значит, она папу просто использовала. А он тебя использовал. А теперь оказывается, что и ты…
– Зарина, не всё так просто, как тебе кажется.
– Очень просто! Выходит, никто из вас не любил по-настоящему.
Я отвернулась и сделала вид, что заснула. А сама думала. Я только что поняла, что ничего толком не знаю про маму. И оказывается, мы ничего не знали о папе. Привыкли, что в общем-то мало про него знаем, наверное, даже не пытались. А теперь поздно, уже никогда не узнаем…
Теперь я и Бахшанду новыми глазами увидела. Но скорее бы она уж вышла замуж!
На наш Талхак будто лавина с грохотом рухнула. Вернулись посланники, ездившие к Зухуршо за справедливостью. Никто не ожидал, что она окажется столь страшной. Весь народ загудел и зароптал, потрясённый. Престарелый Додихудо сказал:
– Тушили пожар, побежали за водой – принесли огонь.
Мы в тот час сидели у раиса в мехмонхоне, и раис, указав на керосиновую лампу, возразил:
– Огонь тоже свою пользу имеет. Но я хочу знать, как эта беда случилась. Расскажите, уважаемый.
Престарелый Додихудо отказался степенно:
– Я рассказывать не мастер. Ёдгора просите.
Все мы – мулло Раззак, сельсовет Бахрулло, счетовод, Сухбат-механик и даже Шокир (он тоже туда пробрался – пришлось, конечно, примоститься ниже всех, у самой двери, но он и тому был рад, что сидит с уважаемыми людьми) – все мы, конечно, знали талант Ёдгора, но сначала следовало оказать уважение старому Додихудо. И теперь, когда уважение было оказано, Ёдгор начал рассказ:
– Едем мы, ручей Оби-Бузак перехали, Шер говорит:
«Стучит. Слышите?»
«Где?» – покойный Гиёз спрашивает.