Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Попу подражал: до попадьи ходил. Он за ограду, а я шасть в усадьбу. А серьезно... Одиночкам не подражал. Я ведь всю жизнь с людьми. С ними и вырос, как говорится, на массовой базе ориентировался.
Вдруг кто-то свинский вопрос подложил:
– Были среди партизан евреи?
Мне показалось, Ковпаку неприятно стало. А может, сейчас так мерещится. Разогнал ладонью дым, а вопрос не разгонишь. Я сразу тогда ответ записал на листке и вложил в ковпаковскую книгу.
– Для менэ всэ одно, хто ты: еврэй-нэеврэй, хоч сам генерал. Хоч бы пес, абы б яйца нес. Бери винтовку и воюй, а там побачимо, шо з тобэ выйдэ.
И я подошел с книгой и наготовленной самопиской.
– А, Балабан? Все у шашкы малюешь? Кажи менi, соколичок, вiдкiля ти?
– Та ж з Чярнух.
– Добрэ. – И крупно написал на книге: «Партизану Балабану з Чярнух от генерала Ковпака».
Вот они вместе стоят: «Война и мир» (1937) – от великого хирурга Сергея Сергеевича Юдина, и «Из дневника партизанских походов» (1957) – от великого воина Сидора Артемьевича Ковпака.
Гис, Балабан, гис! Наливай! И хрен с ними, евреями. Выложи им все, что накопилось!
Что же такого интересного еврей накопил на евреев? Вот у чярнухинского шабес-гоя[Шабес-гой – не еврей, делающий в синагоге и по дому то, что еврею нельзя делать в субботу.] Дрыгвы, у того накопилось! Ша бес-гой, это ж даже не прислуга, а не знаю что. Помню, как он схлестнулся с меламедом Рубиновым. А ведь началось с анекдотов. Солнышко пригрело, вот мы и оттаяли. И всем по здоровому куску той коровы досталось, которую Дрыгва пригнал. «Це нам на завтрак». Кто-то и спросил Дрыгву: «А ты что молчишь?» А Дрыгва, видно, давно обдумал подобный вопрос.
– А чего про дураков рассказывать?
Меламед очень заинтересовался категорическим ответом, да и мы все. Неужели белорусы умнее евреев?
– А то! Задам вам загадку: чему подобен тот, кто много знает, но мало делает? Ясно: дереву с густой листвой и слабыми корнями. А тот, от кого пользы много, а разговоров мало? Сильному дереву с крепкими корнями, а листвы у него маленько. Это ж ваша еврейская мудрость. Разве не правда, Рубинов? Теперь сравни еврея и хоть самого убогого полищука[Полищук – житель Полесья, болотного края; почему-то в других местах полищуков считают глуповатыми простофилями.]. Ну, в чью пользу окажется? А самое дурное, что вы себе напридумали: нельзя гроши брать в руки в субботу. Чего ж мне? Мимо пройти? Или в воскресенье прийти за ними? Ага. А гроши меня дожидаться станут. У пана Ждановича были субботние брюки с зашитыми карманами. Пиджак, жилетка тоже. Чего сразу не сказать портному, чтоб не делал карманов? Нет, надо с карманами, а потом их нарочно зашить? Нет, обязательно с вывертом. Или собачка ихняя, пудель... Наложит, а убрать за ней нельзя – суббота! И на улицу вывести по собачьей нужде нельзя. Сиди, нюхай! Зови Дрыгву, он ша бес-гой, ему можно за еврейской сучкой говно прибрать. Ну ладно, пудель... А дети? У Ждановича паркет навощен, как каток. Альбинка спрыгнула с подоконника и нос раскровянила. Платьице все в крови. А пани Жданович сопливку не утрет, накладывает гостям запеканку. Вот тебе и суббота.
Да, это сейчас я стал умным, как Дрыгва. А в лесу Тору читать было некогда. Хотя это самое главное дело еврея: читать, исполнять, помнить. Записывать все ходы, а не так, как Авраам просил Господа за Содом: а вдруг там вместе с нечестивыми погибнут и праведники!
Господь отвечает: – Хорошо, пощажу Содом, если найду там пятьдесят праведников.
Авраам: – А если там будет чуточку меньше? Не совсем пятьдесят.
Господь: – Ладно, найду сорок пять, тоже пощажу город ради них.
Авраам: – А если их будет сорок?
Господь: – Пусть будет сорок.
Авраам: – А тридцать, Господь мой?
Господь: – Пусть будет тридцать.
Авраам: – А если найдутся двадцать?
Господь: – Пусть двадцать.
Авраам: – А десять?
«И пошел Господь, устав говорить с Авраамом...»
Устал Господь играть в поддавки с Авраамом.
Что есть добро? Что – зло?
Ну, это сказка про белого бычка. Анекдот про шофар.
В Йом-Кипур (Судный день) – самый ответственный, единственный, когда мы с темна до темна не пьем, не едим, а молимся, просим прощения у всех, кого обидели; молим Всевышнего простить нам все грехи – даже те, что мы совершили по принуждению; просим простить за то, что мы клялись, но не сумели исполнить клятв. Весь день мы заняты самыми важными делами, для обычных дел просто нет даже капельки места. В Йом-Кипур Господь решает судьбу каждого еврея. Тут не до шуток, хотя это великий праздник. На исходе его долго-долго трубят в шофар. Обычно эту честь оказывают самому уважаемому еврею. Но всегда находится тот, кто считает себя заслуженней. И вот такой обиженный решил испор тить уважаемому еврею все удовольствие и насыпал в шофар горох. Тот хотел затрубить, но только осрамился. И подал в суд на обидчика за оскорбление достоинства.
Выслушал его судья и спросил:
– А что такое шофар?
Истец пожал плечами:
– Шофар это шофар.
– Это не ответ, – возразил судья и обратился за объяснением к ответчику, что такое шофар.
Тот тоже пожал плечами.
– Шофар – это шофар.
Пришлось в суд вызвать эксперта. Эксперт думал-думал и говорит:
– Дело в том, ваша честь... Шофар – это... так сказать... Словом, шофар – это шофар.
Рассердился судья и пригрозил эксперту штрафом за насмешку над судом. Подумал эксперт и не нашел лучшего объяснения:
– Шофар – это такая труба.
– Вот видите, умеете же объяснить, когда захотите. Теперь я знаю, что такое шофар! – и вынес приговор.
После заседания к судье подошли истец, обвиняемый и эксперт. И все в один голос воскликнули:
– Чтоб вы знали, господин судья: шофар – никакая вам не труба, шофар – это шофар!
То же самое – добро и зло. Добро – это добро. Зло – это зло. Ничего похожего. Такая же разница, как между светом и тьмой, между квадратом и кругом. Квадратура круга – задача в принципе неразрешимая. Это я вам говорю даже не как математик, а просто как нормальный человек. Древние египтяне ее не решили. Древние греки. Сам Архимед лоб об нее расшиб: как по диаметру круга с помощью линейки и циркуля построить квадрат, равновеликий этому кругу? Только в 1882 году Ф. Линдеман доказал, что задача неразрешима («теорема Линдемана»).
А неужели нельзя придумать что-нибудь еще, кроме линейки и циркуля? Грек бы пожал плечами: неужели не ясно? Работа – дело раба. А свободный человек полагается на силу ума. По-моему, в этом евреи похожи на эллинов. Но есть интересное отличие: тех ужасала бесконечность, страшила транцедентность, пугали иррациональные числа, а нас, наоборот, будто магнитом притягивает. Почему? У меня на этот счет свое мнение, вот почему не могу согласиться с глубокоуважаемым Леопольдом Кронекером (1823 – 1891): «Целые числа создал Бог, а все остальные – люди». Остроумно, но не точно. Великий математик – и так промахнулся. Не сходится. Тем более что Кронекер – еврей, в чем я ни секунды не сомневался (потом моя догадка подтвердилась). Тогда что?