– А дальше… – он поднял ее и усадил на колени.

Вдохнул запах, ощутил тепло, пощекотал нежную кожу на запястье.

– …дальше мы сбежим от охотника, долетим до места встречи, с почетным эскортом доберемся до дома, и тебя сделают принцессой. Будешь носить красивые платья, мама даст тебе какую-нибудь тиару из своей коллекции – папа надарил ей их столько, что можно музей открывать. Придешь на праздник во дворце, пообщаешься с кучей видных министров, я буду ревновать в уголочке. А потом…

Ее глаза потемнели, а сердце – он это чувствовал – забилось чаще.

– Сбежим с праздника, закроемся наверху, будем плавать в бассейне на крыше дворца, есть фрукты, пить вино и вспоминать, как мы облапошили охотника.

– Звучит неплохо. А что с моим отцом? Он так и не согласился передать вам свои разработки.

Фаргх, как же сложно. Она ничего о нем не знает, ничего не знает о самой себе, ни разу не видела отца вживую и, похоже, даже примерно не представляет серьезность всего, что происходит.

– О твоем отце мы поговорим, когда окажемся в безопасности, над головой будут звезды, под рукой – бокалы с вином. Тогда я расскажу тебе, что мы будем делать дальше. Сейчас нет смысла думать о том, на что мы не можем повлиять.

– Да ты романтик. – Она смешно сморщила нос.

– Только когда мне что-то нужно.

– И что тебе нужно сейчас?

Фаргх… поцеловать? Или снова свести к шутке, чтобы не мучить ни ее, ни себя. Но как же хочется проверить, какие у нее на вкус губы. И умеет ли она целоваться вообще. Вряд ли, а значит, поцелуй выйдет очень впечатляющим. Удивительно, как давно забытые желания могут придавать сил. Как хочется добиваться, ловить подернутый дымкой желания взгляд, играть, оттягивать момент и получать в десятки раз больше, чем вообще возможно.

Он думал, такого больше не испытает, но, к собственному удивлению, окунулся в новый виток внезапно и стремительно. Брилли была самой неподходящей девушкой во всей галактике, но в то же время, наверное, подходила только ему.

И поэтому надо дождаться спокойной обстановки. Чтобы заняться ею без спешки и настороженности.

– У тебя час, – нехотя сказал Александр, – можешь сбегать в душ, если хочешь, потом неизвестно, когда окажемся в нормальном корабле, фаргх знает, что тут за развалюха. Затем иди в хозотсек и выбери одежду, пока я изучаю все об этой планете. И будем выдвигаться.

– Нам придется оставить здесь все вещи?

– Если хочешь взять что-то небольшое, то возьми. Но в основном да, корабль мы бросим.

– А… – Она закусила губу. – Лекарства? От татуировки?

– Брилли, – тяжело вздохнул он, – ну неужели ты думаешь, что я оставлю тебя без лекарств?

– Я просто подумала, что ты можешь забыть, – смущенно пролепетала девчонка и отвела глаза.

– Ничего, что касается тебя, я не забуду. Вытащу тебя из любой переделки, довезу до безопасного места и покажу очень много крутых штук. Обещаю, тебе понравится мой мир. А сейчас беги собираться.

Она убежала, оставив только слабый аромат шампуня и ощущение прикосновения к бархатистой коже. Как бы ни хотелось погрузиться в игру, дать волю вполне простым желаниям, надо было работать. И если он выполнит работу хорошо, у него будет много времени изучить Брилл.

До чего интересный мир мне открылся, когда в жизнь ворвался Александр Фортем.

Нет, не так. Не мир. Миры. Их было несколько.

Первый – самый неочевидный – мир совершенно новых ощущений, подчас пугающих и болезненных, но, черт возьми, совершенно новых. Я терялась от контраста страха и влечения. Страх исходил изнутри, каждый раз, когда тело чувствовало болезненный жар, мучительно грубые прикосновения одежды к чувствительной коже, меня накрывало паникой, что однажды я останусь наедине с этой зависимостью и перейду черту, за которой нет ничего, кроме боли. Рано или поздно она убьет меня, а рядом не будет никого, кто бы помог или хотя бы просто пожалел. С появлением на плече роковой татуировки у меня словно появился новый, иррациональный, совершенно глупый страх остаться одной, в темноте, медленно проваливаясь в забытье.

Влечение… без комментариев. Понять бы еще, почему так тянет прикоснуться, попробовать на ощупь, убедиться, что этот человек (или нечеловек) вообще реален, он существует и он же – избавление от всех страхов.

Я всегда была кинестетиком. Самые яркие мои впечатления давали прикосновения. Еще до встречи с Александром я тискала все, что более-менее меня интересовало. Спала с игрушкой, потому что чувствовала потребность что-то держать в руках, на учебу носила с собой игрушки-антистрессы, к экзаменам готовилась, одновременно с повторением билетов рисуя на большой магнитной доске всякие несуразности, и даже в книжном прежде, чем определиться с покупкой, долго вертела в руках желаемые книги.

Если бы я не боялась реакции на свои поползновения, давно бы уже общупала Александра с ног до головы. Особенного его шикарные, черные, блестящие шипы.

Но порой он меня пугал. Я сама не знаю, как нашла ту фотографию безумно красивой девушки в темно-вишневом длинном платье. Она улыбалась, словно была самым счастливым человеком на свете. В волосах сверкала тонкая, но очень изящная диадема. Это была действительно принцесса, очень яркая, красивая, заряжающая своей энергией даже через изображение.

А оказалось, что он ее потерял.

Я никогда никого не теряла. Мама исчезла из моей жизни так давно, что я знала ее только со слов папы, а детские годы, которые мы провели вместе, вообще не отложились в моей памяти, словно их и не было. Папа всегда был фигурой эпизодической и очень далекой. Мы были близки настолько, насколько это возможно на расстоянии, но все же это не то же самое, что иметь дорогого человека рядом. Порой я хотела завести зверушку, чтобы хоть как-то реализовать потребность в ласке, да и самой полюбить живое существо. Но все как-то не складывалось, а теперь уж и не сложится, да и зачем оно?

Я сглупила, спросив об этой Селле, а потом еще раз, вдруг испугавшись будущего вне этого корабля. Как, оказывается, я привыкла к своим четырем стенам и неизменной порции лекарств.

И как все сложно. Особенно для девушки, которая до встречи с одним наглым и самоуверенным космическим принцем вообще жила ничем не примечательной жизнью. Куда уж тут сохранить хладнокровие.

Так вот, возвращаясь к мирам, которые я вдруг открыла, второй мир – и куда более удивительный, чем мир эмоций, принадлежал многочисленным живым существам галактики. Они, как оказалось, давно заполонили космическое пространство и создали целые цивилизации, уникальные и интересные в своем развитии.

Когда я вернулась из душа и с трудом нашла хозотсек, там, на небольшом экране, уже можно было посмотреть примеры того, как одеваются местные жители.

И я посмотрела. Потом еще раз посмотрела. Потом увеличила и посмотрела. Нашла миллион и еще кучку сверху гендерных несправедливостей. Но послушно надела то, что сочла более-менее похожим и даже разукрасила себе лицо, как потребовала программа. И не только лицо – пришлось закрасить татуировку.