Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фрэнк сел назад:
– А потом всплываешь ты. Когда в одном танце попадаются два одноногих, это не совпадение. – Он склонился к Кляйну. – Что, уже есть что мне сказать?
– Еще нет, – ответил Кляйн.
– У меня есть время. Я не тороплюсь. Я дам тебе пару часов на раздумья. – Фрэнк показал на полицейского в форме. – Дэвис тебя посторожит, хоть врач и говорит, что далеко ты не уйдешь. Не стоит недооценивать человека, который может заставить себя отрубить собственную ладонь, чтобы выиграть время на размышления. – Он мрачно улыбнулся. – Может, что-то о тебе я все-таки знаю.
Он встал и потер рукой под затылком, словно хотел пригладить воротник.
– Итак, не желаешь поведать, что ты там делал?
– Где?
– Сам знаешь где, – сказал Фрэнк и скривил кислую рожу. – У меня и так не самая лучшая работа. Уж ты-то должен понимать.
Кляйн ничего не сказал. Глаз болел, будто в него всадили нож, но уже не так сильно – скорее нож для масла. Либо боль унималась, либо он к ней привыкал. Может, и то и другое. Он зажмурил глаз и подождал, пока боль пройдет.
– Как ты потерял руку? – спрашивал Фрэнк.
– Кто стрелял тебе в голову? – спрашивал Фрэнк.
– Почему тебя ищут калеки? – спрашивал Фрэнк.
– Не хочешь отвечать? – сказал Фрэнк. – Ладно. Схожу на ужин, встречусь с девушкой. Завтра вернусь пораньше. И гарантирую, когда я приду, ты ответишь.
Боль вдруг пропала. Он открыл глаз. Увидел, что Дэвис теперь проснулся, начеку.
– Ты член культа? – спросил Фрэнк на пути к двери. – Калека?
– Нет, – ответил Кляйн.
– Ну хотя бы что-то, – сказал Фрэнк и вышел.
* * *
Дэвис сидел на стуле, слегка ссутулившись, скрестив руки, вытянув и положив ногу на ногу, он не спускал глаз с Кляйна.
– Сколько ты уже на службе? – спросил наконец тот.
– Не твое собачье дело.
– Ты чего? – удивился Кляйн. – Я же просто побеседовать хочу.
– Думаешь, обдурил Фрэнка? – сказал Дэвис. – Но мне ты пыль в глаза не пустишь. И насчет Фрэнка ты тоже просчитался.
– Какую пыль? – спросил Кляйн. – Даже не понимаю, о чем ты говоришь.
– Всё, – сказал Дэвис. – Ты меня достал.
Он взял стул и вынес его в коридор. Приставил к косяку и сел. Теперь Кляйн видел только часть плеча и руку полицейского: они торчали в дверном проеме.
III
Он шел навстречу охраннику, у которого было оружие вместо ладони. Охранник поднял руку, слегка напряг предплечье – оружие странно задребезжало и выстрелило. Кляйн почувствовал, как его голову дернуло, обнаружил, что лежит на земле, а рот полон грязи и крови. Все было такое странное, словно дистанция между ним и предметами вокруг была вовсе не такой отчетливой, как ему казалось раньше, словно он сливался с миром. Он осознал, что у него в руке пистолет – хотя и не вместо ладони. Он лежал на пушке, она упиралась в ребра. Может он пошевелиться? Нет. Если прицелиться в охранника через собственную грудь и нажать спусковой крючок, сможет Кляйн убить охранника, прежде чем тот выстрелит опять?
Охранник приближался, шаги казались тяжелыми и медленными. Было в них что-то странное – какой-то звон, металл по металлу. И длились они как будто дольше, чем обычные. Он с чудовищным усилием перекатился на бок, чтобы достать из-под себя оружие, и почувствовал, словно в глаз вонзили нож. Но этого хватило: пистолет оказался на свободе, прямо перед ним, и он спустил курок.
– Что это? – спрашивала медсестра – новая, ее Кляйн еще не видел. Черты ее лица сглаживала темнота. – Похоже на стоматологическое зеркало.
Он только смотрел на нее, так и не убирая зеркало. Рядом с ней, на прикроватном столике, звонил телефон.
– Если вы к стоматологу, то обратились не по адресу, – сказала она, снимая трубку. – Алло?
Нож медленно вышел из глаза и вернулся в божьи ножны. Кляйн спрятал зеркало под простыню.
– Он здесь, – сказала она. – Можно узнать, кто его спрашивает?
Он смотрел, как сестра кивает, потом убирает трубку ото рта, закрывает ее ладонью:
– Ваша жена.
– У меня нет жены.
– Нет? – сказала она и задумалась. – Честно говоря, я думаю, это вообще не женщина, голос странный.
– Дайте трубку, – попросил Кляйн. – Кажется, я знаю, кто это.
Прислонять телефон не к той стороне лица не той рукой было неловко. «Но почему? – удивился он. – Я так долго живу без ладони, что уже должен бы привыкнуть». Но потеря всей руки как будто что-то изменила в голове, как-то его преобразила.
– Алло.
– Мистер Кляйн? – произнес голос. Глухой, хрипящий – какой-то очень ненормальный. Но в то же время чем-то знакомый.
– Он самый. Кто это?
– Вы знаете, кто это. Вы причинили много неприятностей, – сказал голос.
– Я ничего этого не хотел. И я не знаю, кто вы.
– Разве имеет значение, чего мы хотим? Жизнь устроена не так.
– Кто это? – спросила медсестра рядом. – Розыгрыш?
– Мистер Кляйн, – сказал голос.
– Что?
– Что происходит? – Кляйн услышал, как просыпается Дэвис. Подумал: «Ну и охранничек». Полицейский уже стоял – темный силуэт в свете открытой двери. Потом включил свет и заморгал с опухшим со сна лицом.
– Ничего, – ответил ему Кляйн.
– Мистер Кляйн, – произнес голос. – Мы идем за вами. – А потом трубка замолчала.
* * *
Он сказал сестре, что звонок был розыгрышем, волноваться не о чем – просто друг шутит. «Ну у вас и друзья», – заметила она. Они с Дэвисом еще какое-то время бесцельно околачивались в палате, и полицейский угрожал, что вызовет Фрэнка, если Кляйн не расскажет, что ему сказали по телефону. Сестра, несмотря на протесты Кляйна, сделала ему укол и ушла. Дэвис остался у койки, подозрительно наблюдая за ним, потом все-таки вернулся на свой пост у двери.
Кляйн лежал и думал о том, как его убьют. Чувствовал, как то, что ввела ему сестра, начинает действовать – под кожей словно зашуршали насекомые. «Явно не здесь, явно не в больнице», – думал Кляйн. Даже если они придут, там Дэвис, у дверей, он что-нибудь услышит.
Если не уснет.
«Значит, спать нельзя мне, ни за что нельзя», – думал он, но чувствовал, как вокруг сгущается темнота, как лицо становится бесчувственным, словно стекло.
IV
Позже он с трудом пришел в сознание из-за незнакомого звука – даже не был уверен, слышал его или тот ему только приснился. Тихое бульканье. В палате уже было темно, не считая тусклого огонька у туалета и прямоугольника света из коридора. Что же он услышал? Звук был не таким уж узнаваемым или знакомым; но, кажется, именно он его и разбудил.