Медсестра снова накрыла рану марлей, начала забинтовывать голову Кляйна.

– Просто будем за вами следить, – рассеянно добавил Моранд.

– Что? – вдруг занервничал Кляйн.

– Что? – переспросил врач. Вернулась его улыбка. – Волноваться не о чем, мистер Кляйн. Это ради вашего же блага.

II

Уходя, они задернули занавески вокруг койки, но он не слышал, чтобы хлопнула дверь. Лежал и таращился на лампы, прислушиваясь к эху шагов в коридоре, чередованию пронзительного голоса доктора и высокого смеха медсестры.

Через какое-то время начал звонить телефон. Аппарат стоял на прикроватном столике – со стороны отсутствующей руки. Чтобы взять трубку, Кляйну пришлось бы перекатиться на обрубок и потянуться. Он и представить не мог, что тогда почувствует.

И он не тянулся. Просто слушал. Телефон прозвонил шесть раз, потом замолчал. А потом прозвонил еще шесть раз и опять замолчал. А потом прозвонил еще шесть раз. Дальше он уже не звонил.

«Шесть-шесть-шесть, – подумал Кляйн. – Число Зверя». А после подумал: «Они прекрасно знают, где я».

От этого он впал в беспокойство. Снова заставил себя сесть – в этот раз медленнее и бережнее. Все еще казалось, будто в глаз втыкали нож, но теперь не так резко. Стоило Кляйну сесть, боль уменьшилась, стала тупой и ноющей.

Телефон все еще был не с той стороны, но теперь молчал. С другой стороны была ширма. Кляйн вытянул руку настолько, насколько смог, но так до нее и не достал. Когда стал елозить в ее направлении, боль в глазу сосредоточилась, а потом пошла дальше.

Он пытался добраться зеркальцем стоматолога, но рука все равно была коротка. Подтащил зеркало, прицепленное к капельнице, вытянул трос, насколько тот вытягивался, потом согнул стойку запястьем, пока зеркало не коснулось ширмы.

Он сдвинул шест, но зеркало прошло дальше, лишь слегка задев занавеску. Снова потянул зеркало на себя, поправил трос, потом вывернул стойку обратно, чтобы зеркало коснулось ширмы. Резко дернул.

От движения по остаткам плеча и глубоко в бездне глаза прошла волна боли. Кляйн закрыл глаза и прикусил щеки, зажмурился изо всех сил. Как будто помогло.

Когда он снова открыл глаза, то почувствовал во рту привкус крови. Занавеска отодвинулась сантиметров на десять, получилась небольшая щель у стены, прямо за его головой.

Он попытался опять и удвоил отверстие, потом еще, широко раскрыл занавеску, но все же так, чтобы казалось, будто ее просто небрежно задернули. Капельницей и зеркалом было трудно орудовать, не теряя сознания, но он все же установил их у края ширмы, прижав зеркало к стене. Правильно подняв стоматологическое зеркало, Кляйн мог заглянуть в большое и без помех увидеть дверной проем.

Прошло несколько часов, перед тем как в дверь кто-то вошел. Мужчина крупного телосложения, лысеющий, все конечности на месте. Вошел и остановился, затем шагнул к ширме.

Кляйн спрятал стоматологическое зеркало под простыней, наблюдая за носками ботинок под занавеской.

– Мистер Кляйн? – сказал вновь прибывший.

Кляйн не отвечал. Он смотрел из-под век, как человек медленно отодвинул занавеску, а потом встал рядом с койкой. Мгновение он был неподвижен и беззвучен, потом его шаги эхом раздались по палате. Когда они вернулись, незнакомец нес стул.

Сел рядом с койкой, скрестил руки.

Сразу за ним в двери промелькнуло что-то еще и исчезло. Спустя мгновение оно вернулось в ограниченное поле зрения Кляйна и стало человеком – полицейским в форме.

Офицер положил руку на плечо первого мужчины:

– Спит, Фрэнк?

– Скоро его разбужу, – сказал Фрэнк.

– Где мне занять пост, приятель?

Фрэнк пожал плечами:

– Не важно. Хочешь, оставайся здесь. Или за дверью.

Полицейский ушел и взял другой стул, принес в угол, сел. Тут же развалился на нем. Вскоре он уснул.

Через какое-то время Фрэнк протянул руку, слегка тряхнув Кляйна:

– Ты не спишь. Я же вижу.

– И не говорил, что сплю, – ответил Кляйн.

Фрэнк хмыкнул:

– Какие мы хитрые. Кляйн, значит?

– Так точно, – ответил Кляйн.

– Был копом?

Кляйн кивнул.

– Под прикрытием, – сказал Фрэнк. – Это не коп. Это тот, кто сам не знает, кто он. Ты знаешь, кто ты, Кляйн?

– Получше тебя.

– Не будь так уверен, – сказал Фрэнк. Достал из кармана сложенный клочок бумаги. Аккуратно развернул и сгладил сгибы.

– Тут написано, – начал он, – «отсутствует ладонь». Если спросишь меня – слабо сказано, а, Кляйн? Как ты лишился руки?

– Дал кое-кому ее отрезать, – ответил Кляйн.

– И зачем же такое может в голову прийти?

– Почитай в газетах.

– Может, тогда расскажешь, как потерял всю руку? А заодно и пальцы?

– Долгая история.

– У меня есть время, – сказал Фрэнк. Подождал. Когда Кляйн ничего не ответил, потянулся. – К югу отсюда живет целая куча калек.

– Вот как? – спросил Кляйн.

Фрэнк кивнул:

– Целое поселение. Святое христианское содружество ампутации или что-то в этом роде. Братство увечий. Там про тебя спрашивали.

Кляйн ничего не сказал.

– Знаешь, зачем спрашивали? – поинтересовался Фрэнк.

– Зачем?

– Они не потрудились объяснить. Просто им очень хочется с тобой связаться.

– Они меня уже нашли, – сказал Кляйн.

– Заходили проведать?

– Пока нет.

Фрэнк встал и медленно обошел койку:

– Хочешь, я выложу карты на стол?

– Я и не знал, что мы играем в карты, – сказал Кляйн.

– Ты, похоже, вообще мало что знаешь, – Фрэнк почесал макушку, отвернулся к занавеске. – Вот как я всё вижу: несколько недель назад ты появляешься на проселке, весь в бреду, без пяти минут мертвец. Какой-то добрый самаритянин замечает, как ты лежишь на обочине, и звонит в 911. Я приезжаю и вижу лужу крови и отрезанную по локоть руку – отрезанную недавно и неумело. Я уже думаю, что у меня на руках труп, но ты еще дышишь. Дыхание редкое: медленно загибаешься. По доброте душевной я привожу тебя в больницу. Пока следишь за историей?

Кляйн кивнул.

– Чуть раньше в тот же день я принял звонок о пожаре в какой-то глуши. Присылаю офицера – и он возвращается и сообщает, что там поселение культа. Одно из зданий загорелось. «Есть раненые или погибшие?» – спрашиваю. «Не знаю, – отвечает, – меня не пустили».

Фрэнк повернулся к Кляйну:

– Он еще зеленый. Плохо разбирается. Будь там я, посмотрел бы, как они попробуют меня не пустить. Но пока я добрался сам, пожар затушили, всё подчистили, ничего подозрительного. Остановили меня на воротах, говорят, что уже со всем разобрались. У каждого охранника только по одной руке, а на месте второй – какой-то оружейный протез. Это законно? Вряд ли, но что я знаю? А знаю я то, что войти могу, но тогда кому-то не поздоровится. А мне уже поздно выяснять то, что они хотят от меня скрыть. Ну я и ухожу.