воевать босиком. Я и забыл.

— Годслав, командуй атаку! — проорал я рюрикову отцу, доставая свои топоры-близнецы, — За Сокола! — проорал я, — За Гардарики!

Я присоединился к вою варягов и побежал вместе с ними в атаку. Справа от меня бежал Ага. Слева — Эса. Вот же наглая. Говорил же ей повременить с боями, рано ей воевать, но нет, упрямая. С другой стороны, она же княгиня. А раз она «воюет» Киев, то пусть будет киевской княжной. И отныне только женщины будут владеть этим городом. Эстрид, дочь Улофа, княжна Киевская. Мне нравится. Быть посему.

Глупая ухмылка сама заползла на мою физиономию. Последними в город должны будут зайти арбалетчики. Будут зачищать от врагов, которые не захотят сдаваться.

Мы вошли в Киев. Я бежал в сторону детинца. Вокруг были развалины. Крыши уцелевших домов были проломлены на расстоянии пятидесяти метров от стены, вернее ее останков. Никакого сопротивления мы не встретили. Мои наемники сумели смести все барьеры и остатки сопротивления. Буквально через полчаса после начала атаки, мы оказались у стен детинца, представляющего собой небольшую деревянную крепость. Детинец был заперт. Обороняющие отстреливались от нас. Дождавшись момента, когда подойдут мои арбалетчики и лучники, мы подавили сопротивление и протаранили ворота.

Ворвавшись внутрь, я направился в главное здание. Ага сшиб плечом дверь и, прикрываясь щитом, ворвался внутрь. В помещении находились пять человек. Три стражника, один седовласый воин, судя по внешности — Мезислав. Еще один обороняющийся — наш старый знакомый, Рогволд.

— Сдавайтесь, город взят, — заявил я.

Это была обычная фраза, которой я хотел оправдать свое желание собственноручно поотрубать головы Мезиславу и Рогволду. Я ждал отказа, который очистил бы мою совесть и позволил бы отомстить за Сокола. Но я ошибся. Рогволд и Мезислав бросили оружие на пол. Воины в их окружении, заметив действия хозяев, так же сдались.

— Сволочи, — разочарованно прошептала Эса, — испортили момент.

Я с ней согласен. Это двое умудрились даже в этом подгадить. Ну, ничего, мы устроим им суд. Приговор я им вынес заранее.

Сдавшихся направили в темницу детинца. Ухмыляющаяся рожа Рогволда мне сильно не понравилась. Что-то тут не чисто. Эстрид, не выдержав, стукнула рукоятью кинжала в висок бывшего смоленского воеводы.

— Да бесит, — прокомментировала она мою изогнутую бровь.

Пленников увели. Киев пал.

Я вышел во двор детинца. Здесь организовали небольшой лазарет. Метик загонял Забаву, чтобы она отвлеклась от горя по Соколу. Я присел на крыльце. Рядом встал Ага. Эса собралась организовать поиски казны. Если не найдет, то пойдет пытать Мезислава.

Я же отстраненно думал о происходящих событиях. Сколько еще друзей я потеряю в этой завоевательной войне? Сколько еще горьких мгновений я буду испытывать, вдыхая запах погребального костра? Но ведь по-другому нельзя. Это цена за победы и смену истории. Это то, что нужно пережить, дабы в будущем наши потомки не проливали больше кровь за эти территории. А Сокола я увековечу в истории царства. Буду учреждать медаль Сокола, которую получат за отвагу и смелость особо отличившиеся воины.

Возле меня сел Эдик. Его лицо было странным. И радостным, и грустным.

— Все в порядке? — спросил я друга-попаданца?

— Да, — его отрешенный взгляд мазнул по мне, — Ты просто не знаешь, что было в 22 году. У меня слово Киев — вызывает двоякие чувства. Будто твой родной младший брат, которого ты всегда защищал перед всеми, даже перед родителями, был уличен в том, что он стал серийным маньяком. И, с одной стороны, он не сильно-то пытается отмазаться, «закапывая» себя с потрохами, а с другой стороны, это же твой братишка, малец, которому ты подорожником ссадины прижимал, когда он разбил коленку падая с велосипеда. А сейчас…

— А что произошло-то?

— А надо ли вообще знать нам будущее? — спросил Эдик после небольшой паузы.

— В смысле?

— Вон я пытался сохранить красивый жест Святослава, а в итоге погубил друга.

— Не дави на больное. И так тяжко. А будущее мы уже изменили. Завтра на рассвете повесим мерзавцев Рогволда и Мезислава. И все, наши «друзья» в Риме и Константинополе останутся в дураках. У нас сейчас только два серьезных противника на рубежах царства: Византия и Хазария. Завтра отправим Ходота к дреговичам, пусть приведет их лидера ко мне на присягу, а через недельку отправимся к северянам, на восток. Они, являясь союзником Киева, должны будут много интересного рассказать.

— Например?

— Например, как так получилось, что являясь данником каганата, с которым у нас нейтралитет, он встали на сторону наших врагов, метивших отобрать наши южные границы.

— Так они же не воевали против нас непосредственно?

— И это будет их главной отмазкой, поэтому надо думу думать, как расколоть северян на признание в воинственном настрое Хазарского каганата.

— Хочешь казус бели против хазар?

— Да, — ответил я, почесывая щетину.

— А не сильно ли мы замахнулись?

— Что ты имеешь в виду?

— Сначала мы захватываем Киев и его окрестности, потом идем на Константинополь, а после — на каганат? Мы хотим откусить кусок пирога, который не сможем переварить. Тебе так не кажется?

— Во-первых, после Киева у нас на юге есть угры и печенеги, с которыми надо что-то решить, иначе они нас после Византии тупо разграбят. А если мы будем хорошенько потрепаны, то все царство развалится, как карточный домик, в случае атаки кочевников на возвращающееся войско. Во-вторых, хазары должны будут прекратить существование, иначе бесконечные набеги их данников уничтожат все наши стремления к господству. Не забывай, что южная часть будущего царства — это плодородные земли чернозема, которые должны кормить Гардарики.

— Ты так уверен, что сможешь захватить Константинополь?

— У меня есть сюрприз для них, не волнуйся.

— Требушеты и баллисты? Они ответят греческим огнем.

— Эд, — я замялся, — мое главное оружие — это люди. Ты даже не представляешь, на что способен нужный человек в нужном месте.

— Эса?

— Именно.

Проблема захвата Царьграда сейчас не была первостепенной, главное, укрепится в Киеве и закрыть вопрос с северянами и древлянами.

— Царь! Где царь? — орал всадник, влетевший в детинец.

— Что случилось? — рявкнул Метик.

Ага, загораживая меня собой, обнажил свой двуручный топор. Варяг соскочил с коня, увидев Метика и Агу.

— Царь Ларс, вести дурные я принес, — переводя дыхание, произнес воин низко поклонившись.

— Говори