Царьград. У Рогволда при атаке на Чернигов погибло всего семьдесят человек, поэтому лишняя тысяча не плохо увеличила и без того огромное войско. Всего же под «камнепадом», как окрестили радимичи атаку требушетами, погибло более пятисот человек, чуть меньше погибло от рук ободритов.

Таким образом, наша тридцатитысячная армия, спустя десять дней после начала осады, двинулась прямиком на Киев. Пришлось все же разделить армию на две части, так как дорога на Киев была не такой удобной для перемещения, встречались довольно обширные леса, затруднявшие продвижение к полянам со стороны Чернигова.

Расстояние до Киевского княжества было небольшим, всего сутки по времени. Сокол взял очередное «Иду на Вы!» и умчался к полянам. Его задорное настроение радовало. Радомысл только головой качал, не одобряя удаль учителя, который целуя Забаву, с молодецким лихачеством ускакал в Киев. Когда мы подошли к стенам города, Сокол должен был уже вернуться, но его все не было. Возможно, что-то пошло не по плану.

— Может, его в плен захватили? — спросил Радомысл, вглядываясь в мое обеспокоенное лицо.

Я хмуро рассматривал стены Киева. Наша армия разбивала лагерь и встала с северо-востока от города. С правой стороны был Днепр. Десять тысяч воинов я направил на южные ворота. Осада началась. А Сокола все нет.

Киев был очень красив даже отсюда. Крепостная стена застелена крышей, служившей защитой от стрел. Если в Чернигове было два пояса стен, то здесь был один пояс, но достаточно толстый, внушающий уважение. Даже отсюда видны некоторые строения в городе, украшенные разноцветными красками. «Лепота!», как говорил один персонаж из советского фильма.

Одна створка ворот города распахнулась. Из города вывели коня и хлестким ударом по крупу отогнали лошадь. Животинка легкой трусцой скакала в нашу сторону.

— Только не трогайте его, вдруг это что-то заразное отправили к нам, — заявил Метик.

— Биооружие? — с сомнением произнес я.

— Думаешь, нет? Я наслышался о разногласиях Буривого и Мезислава. Они оба теми еще отморозками были. А у византийцев они и не такому научились.

— Это конь Сокола, — заявила Забава, бледнея на глазах.

— Поймать коня, — взревел Ходот.

Легионеры схватили плетущееся животное под уздцы и подвели ко мне. На боку у коня был подвешен мешок. Эдик, расталкивая воинов, на ходу надевал перчатки и устремился к лошади. Он завязал тканью нос и рот так, чтобы не вдыхать возможные ядовитые пары. Лекарь аккуратно отвязал мешок и крикнул окружающим, чтобы все отошли. Сам он бережно высыпал содержимое на траву.

Вскрик Забавы, наполненный болью и отчаянием, пронзил тишину. На траву выкатилась отрубленная голова Сокола. Во рту у него был кляп. Метик достал его и развернул. «Иду на Вы!» — гласили руны на «кляпе». Написаны моей рукой.

— Тварь ты, Мезислав, — скрипя зубами, прорычал я, — Готовьте погребальный костер посреди этого поля.

Голову Сокола накрыли. Забаву увели в сторону. Она рыдала навзрыд. Да что же ты так ноешь, самому же тяжко. У меня калейдоскопом пробежали перед глазами воспоминания о Соколе. Учитель. Друг.

Радомысл положил руку на мое плечо в попытке приободрить. Перед войском собирался небольшая кипа дров. Сверху положили полотнище, в которое запеленали голову учителя. За всеми приготовлениями и переживаниями, я не заметил гул со стороны осажденных. Оттуда доносились смех и оскорбительные выкрики.

— Это я виноват, — прошептал стоящий рядом Метик, — это была моя идея с посланием.

Эдик смотрел в сторону города, сжав губы. Его руки дрожали. Жиденькая бородка трепыхалась на весеннем ветре.

— Не время заниматься самобичеванием, — проглотив ком в горле, заявил я, — мы отомстим.

Месть. Только она способна чуть притупить боль потери друга.

Погребальный костер засверкал алыми тонами. Ходот что-то говорил воинам, взбадривая их, рассекая вдоль строя на скакуне.

У меня же в груди клокотала злость и обида. Такая нелепая смерть. Так все глупо произошло. А с другой стороны — бывает ли смерть не глупой? Хотелось сохранить хороший момент в былой истории, а в итоге потерял друга. Что же, будет мне уроком впредь.

Ходот прискакал ко мне и доложил о выполненном поручении.

— Начинай обстрел, — бросил я тестю.

Двенадцать требушетов начали колотить по стенам Киева. У меня волей-неволей появилась ехидная усмешка. Ну что же, Мезислав, где теперь твои люди с улюлюканьем и смехом? Чего это вы притихли, воробушки?

Артиллерия разносила укрепления в щепы. Смерть Сокола стала для артиллеристов той трагедией, которую они решили вымесить в своих метких и слаженных действиях. Либо на Чернигове они «набили руку», либо они воодушевлены местью за гибель моего учителя.

Обстрел продолжался весь оставшийся день и остановился только тогда, когда у нас закончились камни-снаряды. Киевская крепостная стена представляла собой жалкое зрелище. Одна из башен опасно покосилась и находилась под угрозой обвала. Крепостные ворота были выбиты. Восемь баллист были расположены напротив каждых ворот. Эти орудия могли насквозь прошить несколько рядов солдат. Снаряд баллист представлял собой огромное копье с граненым наконечником. Пока в реальном бою не применялось это орудие. Надеюсь, что киевляне окажутся глупцами и попробуют совершить ночную вылазку. Может и баллисты опробуем. А пока все войско ждало следующего дня, две тысячи человек под руководством Луки рыскали по окрестности и собирали булыжники. Молодой дрегович не много успел набраться опыта в артиллерийском деле, но размеры булыжников выучил.

Позднее мне сообщили, что неподалеку есть некая Лысая гора — место почитания местных язычников. У этой горы мои воины и нашли нужные снаряды для требушетов.

К моему сожалению ночью нас не потревожили. Горожане, судя по стуку топоров, пытались заделать пробоины. Пусть заделывают, мы прибавим им работы. Обстрел возобновился. Караван повозок весь день следовал от города к горе, привозя новые булыжники. Лука, под руководством Ходота, набирался опыта в артиллерийском деле.

Три дня велся обстрел. Три ночи мои артилерийсты спали посменно, так как пальба не прерывалась с наступлением темноты. На четвертый день можно было смело утверждать, что вместо крепостных стен у Киева были дрова на растопку. Глупая мысль пришла касательно отправленных по воздуху булыжников — камни-то можно будет использовать при постройке каменной стены. Будущий князь должен будет сказать мне спасибо за это.

Утром четвертого дня я скомандовал прекратить обстрел. Артиллеристов я отправил отдыхать.

Ходоту я приказал атаковать сразу после того, как в город войдет последний варяг-ободрит. Тесть кивнул, соскочил с коня и начал снимать обувь. Ходот — вятич, они любители