Тем не менее, несмотря на все странные правила допуска и жуткую тьму, Оливия хранила свои краски и масла вместе с вином, в среде с контролируемой температурой. Но однажды случилось так, что, открыв дверь и включив свет, она обнаружила съежившуюся на ступеньках Лили – плачущую, с покрасневшими, распухшими глазами и посиневшими от холода губами.

Поначалу Оливия подумала, что Лили упала с верхней ступеньки, но сестра медленно поднялась и отряхнула пыль со штанишек. Ни переломов, ни растяжений. Целая и здоровая.

– Что ты здесь делаешь, чудо? – спросила Оливия, спускаясь по лестнице.

– Мама… – Лили не договорила и опустила глаза. Сверху на них легла тень. В дверях стояла Шарлотта. Лили сжалась.

– Иди сюда, Лили.

– Что происходит? – Оливия перевела взгляд с сестры на мать.

– Лили, – строго повторила Шарлотта.

– Ничего, – пробормотала Лили, протискиваясь мимо сестры и тяжело, словно в свинцовых ботинках, потащилась вверх. Шарлотта отступила в сторону, но когда Лили оказалась рядом, схватила ее за руку и что-то сказала шепотом. Лили также шепотом ответила. Из их короткого, напряженного и резкого диалога Оливия выхватила только вопрос матери: «Ты готова рассказать?»

Лили выдернула руку и стала закрывать дверь.

– Эй, я еще здесь, – напомнила Оливия.

– Поспеши, – сердито бросила Шарлотта.

Оливия быстро собрала краски, взбежала по ступенькам, выключила свет и захлопнула дверь.

Теперь, оглядываясь в прошлое, она спрашивала себя, почему не заступилась за сестру. Почему не спросила у Шарлотты, за что Лили подвергли такому наказанию, которого не удостоились они с Лукасом. Почему не подошла к плачущей в постели сестре. Почему за все годы так и не удосужилась просто остановиться, посмотреть на Лили и увидеть испуганную девочку, пытавшуюся вписаться в семью, которая ни разу не потрудилась просто обнять и принять ее.

Лето ‘99

Двенадцатилетняя Оливия уютно устроилась в каноэ: голова покоится на правом борту, загорелые, золотисто-коричневые ноги свешиваются с левого. Вот только снизу в ноги упирается алюминиевый планшир, а подбородок натыкается на кромку спасательного жилета. В жилете жарко, но снять его нельзя – это было бы нарушением установленных мистером Уитменом правил. А правила просты: отплыл от причала более чем на пятьдесят ярдов – надень спасательный жилет.

Солнце припекало, и Оливия чувствовала себя словно в духовке. Как и Блейз, сидевший на корме слева от нее. Он греб изо всех сил, и раскрасневшееся лицо горело, лоб блестел от пота, капельки которого скатывались в глаза. Лукас, занявший место на носу, старался не отставать от Блейза, и Оливия видела, как на спине перекатываются под кожей тугие мышцы. Троица держала путь в секретную бухточку. Они плавали туда все лето – подальше от глаз Уитменов, игнорируя беспрестанное нытье Лили и Тайлера, просивших взять их с собой. Добравшись до залива, Блейз и Лукас бросили в лодку весла и сняли жилеты. Мальчики поднялись – каноэ резко накренилось – и спрыгнули в воду. Разлетевшиеся во все стороны брызги упали на Оливию.

– Эй! – возмутилась она.

– Поднимайся, Лив, – крикнул Блейз.

Расстегнув жилет, Оливия медленно села. Этот день был для них последним на озере, и она хотела, чтобы он не кончался. Топ ее купальника под жилетом промок насквозь. Она допила воду из бутылки и, перебравшись через планшир, ступила в прохладную воду. Какое это было блаженство для разгоряченной кожи. Вынырнув с облегченным вздохом, Оливия перевернулась на спину и закрыла глаза. Ей нравился сырой запах озера, сосновый аромат побережья и плеск колышущейся под ухом воды. Вода неприятно пахла болотом, но она ничего не имела против и не расстраивалась, когда случайно хватала глоток-другой. А все потому, что ей было здесь хорошо. Мальчики выбрались на берег и побежали к нависшему над озером дереву, по стволу которого поднимались все лето и теперь уже не держались за руки для сохранения равновесия.

Оттуда, с верхушки, они и прыгали с воплями в воду.

Лукас позвал сестру, но Оливия отмахнулась. Перегревшись на солнце, она впала в летаргическое состояние. Температура приближалась, должно быть, градусам к тридцати пяти, и ей просто хотелось остыть. Другой такой день, когда можно ничего не делать, будет у нее только через год.

Вообще-то им полагалось быть дома и помогать готовить его к закрытию сезона. Но мистер Уитмен отлучился куда-то по делам, и троица, воспользовавшись моментом, сбежала, прошмыгнув незаметно мимо Лили и Тайлера.

– Огонь! – Лукас прыгнул в ее направлении, подняв фонтан брызг. Оливия сделала вид, что ничего не видит и не слышит. Она уже привыкла к его выходкам, привыкла к тому, что он прыгал через нее, а иногда и на нее. Сегодня ей хотелось притвориться, что лето продолжается и что родители не приедут завтра утром, чтобы увезти их домой. Прошедший год оказался самым трудным. Дуайт и Шарлотта ругались буквально из-за каждой мелочи. Деньги, политика, Лили. Шарлотта требовала, чтобы Лили получала такое же образование, как и старшие дети. Дуайт доказывал, что они не могут позволить себе послать в частную школу третьего ребенка, что они и двоих едва потянут.

Над ней пролетела и нырнула в воду чайка. Лукас поплыл к берегу, а его место занял Блейз.

Какие неприятности ждут их, если они не выполнят свои обязанности и проплавают здесь весь день? Наверняка большие. Надо дать мальчишкам еще пятнадцать минут, а потом все-таки настоять на возвращении. Ей не хотелось рисковать и ставить под угрозу будущие каникулы. Оно того не стоило.

Оливия не знала, как долго лежала на спине, пока мальчики играли на берегу, но в какой-то момент ощутила рядом чье-то присутствие и открыла глаза. Это был Блейз. Он кивнул, приглашая ее следовать за ним, и повернул к лодке. Забравшись в каноэ, Блейз сел у борта, повернулся спиной к солнцу и свесил ноги за борт. Оливия подплыла с другой стороны, чтобы лодка не перевернулась, и устроилась напротив, подперев кулачком подбородок.

– Так не хочу уезжать завтра, – простонал Блейз.

– Я тоже.

– Ты к кому попадаешь?

– К мисс Кинан.

Расписание занятий уже прислали на этой неделе по электронной почте, и Оливия, разговаривая накануне с матерью, попросила открыть письмо. Она даже скрестила пальцы, надеясь, что ее желание сбудется и она попадет к мисс Кинан, которая была моложе и круче других учителей. Мисс Кинан не читала лекций. Урок английского у нее напоминал обсуждение в книжном клубе. В заседаниях книжного клуба Оливия не участвовала ни разу, но подруги рассказали, что мисс Кинан сажает их в кружок и обсуждает с ними книги. А еще предлагает своим учащимся разыгрывать сценки. Ее курс был единственной причиной, почему Оливии хотелось пойти в школу. И еще, может быть, бег по пересеченной местности. Она всерьез рассчитывала попасть в команду, если только родители не заставят нянчиться после занятий с Лили, как уже было в прошлом году. Они делали вид, что у них много денег, но Оливия знала – это не так. Дуайт требовал, чтобы Шарлотта продавала больше домов. Шарлотта требовала, чтобы он привлек больше клиентов‐виноделов. Однажды отец даже разбил стул о стену, когда Шарлотта узнала, что дедушка Гилберт не вписал ее в завещание. Почему он так сделал, Оливия понятия не имела, а когда спросила у матери, та не ответила. С дедушкой она так и не познакомилась, только слышала, что он долго болел. Но так поступить с дочерью мог только бессердечный человек.