Заперлись в доме на все замки, словно опасались, что кто-то может ворваться, а на вопросы матери не отвечали, сказали, что в аварию попали и отъезд решили отложить. А потом, едва они скрылись в Марининой комнате, мама услышала, как дочка плачет, а Димка что-то утешительно ей говорил, но не решилась войти, мало ли, дела сердечные, третий, как известно, лишний. Пару дней они никуда не выходили, хотя погода была самая удачная, чтоб загорать и купаться. Даже за продуктами маме пришлось идти самой, оба сказали, что неважно себя чувствуют. Да и за эти дни они резко похудели и осунулись, особенно Дима, будто ночи напролёт не спали. Вчера Димка кому-то звонил…

— Мне…

— Тебе. А потом парочка исчезла. Да так, что мама и не заметила, когда они вышли. Женщина была готова поклясться, что дети находятся в Марининой комнате.

Но, не достучавшись к ужину, толкнула дверь — оказалось не заперто. В комнате было пусто, только окно открыто. Наверное, они ушли через него.

— И не оставили никакой записки? — я почувствовала, как закружилась голова.

— Ни слова. Мань, вспомни подробно, что он тебе говорил. Похоже, ты была последней, кто с Димкой общался.

— Я… я не помню толком… Да он был напуган, но ничего мне не рассказал… Илон, мне нужно приехать?

— Не надо, — твёрдо сказала Илона, — нет смысла. Милиция уже ищет. Они вообще сначала не хотели начинать розыск так быстро, но у Марининой мамы там какой-то знакомый… В общем, мы побудем пока здесь, может быть пару дней, бедная женщина панически боится оставаться одна с маленькой дочерью, сестрой Марины. Обо всех новостях сразу буду сообщать, ты только предупреди моих родителей, я не могу до них дозвониться. Да и ещё…

— Что?

— Может ты пока поживёшь у Димки на квартире, ну вдруг Лидия Петровна позвонит или вернётся?..

— Хорошо. Вечером поеду туда.

Я положила трубку и погрузилась в тревожные раздумья. Что же произошло? Куда они оба подевались?

Неожиданно лёгкий холодок коснулся затылка, пошевелив волосы. Мне показалось, что кто-то стоит за спиной, неприятное и жутковатое ощущение, просто передёрнуло. Я медленно обернулась. Никого. Но явно ощущалось совсем рядом чьё-то присутствие, сверлил невидимый испытующий взгляд.

— Господи… — я встала и потёрла виски, — с ума схожу, что ли?..

— Мэнди… — тихий шёпот.

Сердце бешено заколотилось в висках, во рту пересохло. Показалось или я вправду слышала Димкин шёпот, позвавший меня?

Теперь я нереально чётко ощущала чьё-то присутствие в комнате, воздух будто стал густой и тяжёлый. Не в силах больше здесь оставаться, едва сдерживая крик, я метнулась в дверь. В коридоре споткнулась о кроссовки и во весь рост растянулась на полу. Сердце бешено колотилось. Что это со мной? Куда бегу? Чего испугалась в собственной квартире? — промелькнуло в голове, пока лежала.

— Мэнди, я здесь…

— А-а-а!!! — заорала я и, пробуксовывая ногами по полу, вскочила и одним махом распахнув дверь, не захватив даже ключа, выскочила на лестничную площадку.

Там остановилась на миг, вцепившись в перила, переводя дух и лихорадочно соображая, что делать. А сзади услышала тихие шаги и в следующий момент меня кто-то ударил по голове… … Кровь. Прямо перед глазами кровь. И лохмотья на конце оторванной детской ручки…

А там, в домике, за закрытой дверью что-то творилось. Звуки, похожие на звуки разделочного топорика, разрубающего мясо.

Я онемела от ужаса и попятилась. Кровь у меня на одежде!!!

Я захлебнулась криком и изо рта не вырвалось ни звука.

Стук топорика в доме прекратился. Я поняла — он, кто бы там ни был, закончил своё мерзкое дело и теперь… Что теперь? Вероятно ему понадобится новая жертва?

Я едва не упала, ощутив предательски паническую слабость, но продолжала механически пятиться, не сводя глаз с домика. Он сейчас появится! Вот-вот появится на ступеньках. Со своим кровавым орудием в руках. Боже…

Но царила звенящая тишина и никто не выходил.

Ведь это же не реальность, я помню! Это сон, чёртово видение! И со мной ничего не может случиться! Да!

Я изо всех сил вцепилась ногтями себе в руку, впилась прямо до крови. А-а-а!

Боже, как больно! Я закусила губу, чтоб не закричать. Неожиданная боль накатила так, что потемнело в глазах. Кровь струйкой стекала по руке…

Значит так?.. Получается, всё по-настоящему?.. Что же делать?!

Я успею убежать и спрятаться!

Развернулась и, зажимая царапины, побежала к калитке. Шаги давались легко (а не с трудом, как это нередко бывает во сне), а оглядываться я боялась до ужаса. Что там, сзади?..

Но всё же, выбегая за калитку, я оглянулась.

Он уже стоял в дверях…

И я не смогла сдержать крика, увидев это. Я замерла на месте.

— Ты не человек… — прошептала я, изо всех сил борясь с собой и желанием завизжать.

— Я не человек, — согласился он, облизывая вымазанные в крови губы.

Он стоял далеко, но я слышала его так ясно, будто слова прозвучали в моей голове.

— Что тебе надо? — голос срывался на крик.

— ТЫ! — зарычал он и спрыгнул со ступенек.

Я взвизгнула и бросилась бежать.

— Убегай! — кричал он мне вслед, — разогрейся! Не люблю холодное мясо!

Он не преследовал, но я знала, что это временно.

Я бежала по пыльной деревенской улочке, а вокруг не было совершенно ни души.

Тело предательски дрожало, тряслось и грозилось вот-вот меня ослушаться и отказать мне в возможности передвижения.

Куда бежать? Куда деться?!

Как я здесь очутилась? Ведь Алия обещала, что это не скоро повторится.

И ещё они предупреждали меня, что это очень серьёзно…

Улица внезапно закончилась и я очутилась перед обрывом. Порыв ветра толкнул в спину так, что едва устояла на ногах. Судорожно оглянулась. Улица была пустынно-мёртвой, мой преследователь исчез. Но я его чувствовала, ощущала совсем рядом. Нервы просто вибрировали от перенапряжения.

На подгибающихся ногах я стала осторожно спускаться вниз по крутому спуску.

Когда край обрыва скрыл от меня обзор деревеньки, на секунду отвлеклась, глядя вперёд, а когда снова подняла глаза — он стоял на самой кромке. Я вскрикнула, голова закружилась, паника затмила глаза.

— Ну-ну, какая же ты горяченькая-сладенькая… — проскрежетал он и взмахнул рукой.

Веером полетели брызги… КРОВИ! Прямо мне на лицо…

Я почти кубарем полетела вниз. Земля закружилась, смазываясь, сливаясь с небом.

И сквозь эту круговерть — жуткий скрежещущий смех!