Я не двигалась. Шансов отобрать оружие у меня не было. Вампирша все еще находилась в состоянии шока, похоже, стреляла первый раз в жизни. И тут она медленно перевела взгляд на меня. Вся надежда лишь на то, что вампирша не заденет мне жизненно важные органы, и Юля успеет довезти меня до лагеря. Все-таки вампирша всего лишь девчонка. Хотя я бы на ее месте стреляла в голову, и нечего тут думать. Надеюсь, вампиры не умеют читать мысли.

Секунды показались мне часами. Вампирша взглянула на пистолет, на меня, затем снова на пистолет. Все мои мышцы дрожали от напряжения, и, кажется, я перестала даже дышать. Почему она не стреляет? Давно бы застрелила меня и бежала к своим, неся радостную весть, что Валькирии больше нет. Вдруг она размахнулась и отправила пистолет далеко в темноту. Я даже испугаться не успела. В следующий миг и сама вампирша исчезла за деревьями, а следом послышался крик Юли «Стоять!», и выстрел. Зажимая раненое запястье, я рванула на шум. Вампирша лежала на земле, прижавшись спиной к стволу дерева, а Юля стояла в нескольких метрах напротив, держа ее на прицеле.

– Господи, Ольга! – Юля выдохнула и широко улыбнулась. – Я боялась, с тобой что-то случилось.

– Я в порядке, – ответила я, разглядывая вампиршу. – Ты ее подстрелила?

– Нет.

Вдруг она заметила кровь на моей руке.

– Что с рукой? Это она? – Юля кивнула на насмерть перепуганную девчонку.

– Падальщик укусил. Куртка спасла, все нормально.

Удовлетворенная ответом, Юля снова перевела взгляд на вампиршу, которую все еще держала на прицеле. Та вжалась в дерево и стала похожа на загнанного в угол олененка. Ее трясло прямо как тогда, когда Юля поймала ее за воротами лагеря, а пальцы так сильно впились в землю, что мох под ними собрался в гармошку. Она не смотрела на Юлю. Она смотрела только на меня с ужасом и мольбой. И я знаю, о чем она сейчас думает. Я читаю это в ее глазах. Почему она не убила меня? Ведь у нее была такая возможность покончить с врагом всех вампиров одним выстрелом. Она бы стала героиней среди своих. Но она этого не сделала. Почему? Потому что глупая? Или Женька была права, что Таня – не такая, как другие вампиры?

– Не стреляй. Мы отведем ее обратно в лагерь, – сказала я Юле.

Та в непонимании уставилась на меня.

– На кой черт?

– Надо, – сухо ответила я и приказала вампирше. – Вставай. Будешь жить пока. Но учти, шаг в сторону – дырка в башке.

* * *

Лекс сидел у костра. Иногда он любил посидеть вот так один, ночью в сквере, неподалеку от своих катакомб. Он прекрасно знал, сколько нечисти вылезло из тени с началом войны, но никого не боялся. Рыбак рыбака чует издалека.

Лекс не раз встречался с падальщиками, но ни один из них, и даже группа из нескольких особей, не решались напасть на него. Он и сам не был уверен, сможет ли справиться со стаей, но инстинктивно вел себя так, что канализационные твари, рыча и скалясь, медленно отступали и обходили его стороной. Лекс вообще мало чего боялся. Падальщики, ведьмы, боты – все это можно задавить численностью или обыграть стратегически.

До сих пор Лекс всего лишь слышал о боевой женской спецгруппе, но все то, что творили ведьмы – все разрушения и убийства, уничтожения целых кланов, включая детей, казались ему какими-то отдаленными отблесками пламени войны. Решай проблемы по мере их поступления, – так считал Лекс. Если зарево пылает на востоке страны, в нескольких тысячах километров отсюда, с какой стати он должен переживать сейчас?

И до недавнего времени Лексу казалось, что это никогда не коснется ни его клана, ни его лично. А к «лично» он относил и свою семью: старшего брата Максима и младшую сестру Татьяну. Ладно, Макс, он взрослый и самостоятельный мужик, он даст отпор ведьмам. Но Таня… Она такая наивная, такая хрупкая. Черт побери, она чересчур человечна для вампира. Лекс всегда слишком оберегал ее. Всем детям до двенадцати лет родители вампиры приносили кровь, а после учили их кусаться. Питаться так, чтобы не нанести повреждений, несовместимых с жизнью – этому, как и искусству охоты, нужно было учиться. Лишь дети отшельников с ранних лет учились нападать на людей. Пятилетний малыш мог сидеть и плакать в тени городской высотки и ждать того, кто не пройдет мимо и задаст последний в жизни вопрос «Малыш, почему ты плачешь?»

Таня не могла укусить человека так, чтобы не убить. Она попробовала всего один раз в двенадцать лет и случайно разорвала шею донора. Тот истек кровью у нее на глазах, хрипя и хватаясь за горло. Для Тани это стало настоящим потрясением. И сколько Лекс не объяснял ей, что доноры – это просто скот, она так и не смогла больше укусить человека. Ему давно казалось, что Таня слишком сильно проникается к людям. У людей есть вегетарианские движения. Но люди могут выбирать, чем питаться. Человек может жить без мяса, вампир без крови – нет. И Таня, естественно, ела для того, чтобы жить, но то, что она при этом испытывала, пугало Лекса. Несколько раз он даже видел, как она рыдала после этого. Со временем Лекс принял ее жалость к донорам как должное и не пытался переделать сестру, хотя в глубине души считал, что это возрастное, и скоро пройдет. А Макс был более категоричен. Он открыто называл это блажью избалованной девчонки и каждый раз своими нотациями доводил сестру до слез.

Было около двух часов ночи. Лекс смотрел на пламя костра, будто искал в нем следы той рыжей ведьмы. Огонь танцевал и извивался, бросая в небо клубы дыма и тысячи сияющих искр. Лекс сидел так уже несколько часов. На пламя костра можно смотреть бесконечно, оно всегда завораживало его. Огонь отражался от его черных глазах, придавая им еще большую дикость. В какой-то момент ему вдруг показалось, что в пламени кружится женщина. Нет, он отчетливо видел ее силуэт. Ее длинные огненные волосы развеваются на ветру. Она пластичная и резкая, мягкая и агрессивная. Она – сама бешеная стихия, демон огня, искушающий и смертельно опасный. Искушающий… Возможно ли укротить стихию?

У Лекса были весьма горячие любовницы. Глава клана как-никак считался завидной партией. Краем уха Лекс слышал, что когда-то его отец доваривался о браке с дочерью главы какого-то арабского клана. О да, он ее помнил. Та еще горячая восточная штучка. Но отец погиб, а с востока предложений о свадьбе до сих пор ни поступало. И к лучшему. Лекс не желал нести ответственность по сделкам, которые не заключал лично, а преемственность… да пес с ней.

Лекс до сих пор не смог понять, почему отец предпочел его, а не старшего брата Максима, более мудрого, более сдержанного и взвешенного. Он же всегда называл Лекса раздолбаем, который непременно пропадет, если не изменит своего отношения к жизни. Теперь Лекс обязан был тащить на себе ответственность за жизнь нескольких сотен вампиров, точно крест, да еще и под надзором старшего брата.

Вспомнив о брате, Лекс нахмурился. Макс еще не мог встать с постели, но опасность для его жизни миновала. Лекс вынул из кармана маленький, сложенный вчетверо, платок и взглянул на засохшие на нем капли крови. «Ты, тварь, мне ответишь за это», – думал он. Он думал о том, как медленно и мучительно будет убивать ее. Он знает ее запах, он почувствует ее, окажись она рядом. Убить, не раздумывая? Или все же сначала заставить ее помучиться? И снова не так. Разорвать ей вены на шее и руках и оставить умирать там, где проходят тропы падальщиков. Тогда ее не спасет ничто, даже если ведьмы сразу же придут ей на помощь. Лекс знал, что делать, чтобы наверняка убить жертву. Этому он учился с большим интересом и удовольствием.