общество вошло в новую жизнь и оставалось в течение 1990-х и 2000-х годов индивидуалистическим и секулярным. Тем не менее социальное взаимодействие у нас пока еще на уровне гораздо более бедной и гораздо менее образованной страны, чем та, которой Россия является на самом деле (см. цветную вклейку, рис. 12–1 и 12–2).

Это не удивительно, если вспомнить о наследии советской социальной атомизации: советское устройство не предполагало никакой самостоятельной гражданской активности, вообще никакой самодеятельности, не контролируемой государством. Получив некоторую свободу, российское общество не сразу приобрело социальные навыки. Тем не менее, если сравнить карту 1996 года и карту на конец нашего периода – результаты четвертой и шестой волн исследования – то можно увидеть, что Россия несколько сдвинулась вправо по шкале выживания/саморазвития и вниз по шкале секулярности/традиционности. Это и есть визуализация процесса изменения ценностей.

Если с движением от выживания к саморазвитию все интуитивно понятно, то с шкалой секулярность/традиционность не так просто. На первый взгляд, сдвиг нашей точки на карте вниз означает увеличение религиозности общества, поскольку религиозность – антоним секулярности. Но на самом деле это не совсем так. Рядом с секулярностью на этой шкале индивидуализм, а традиционность в понимании Инглхарта – не только религия, но и общинность, связанность людей между собой. И это то, чего постсоветскому человеку изначально не хватало. Наше положение на самом верху карты 1996 года – это не свидетельство какой-то особой продвинутости, безупречной рациональности и научного мировоззрения (каждый, кто помнит популярность в 1990-е всевозможных экстрасенсов и гороскопов, понимает, что это не так). Это свидетельство того самого советского наследства атомизации, проявляющейся в исследовании как крайний индивидуализм. Вся постсоветская история изменения общества может быть описана как история преодоления атомизации и приобретения навыков доверия и совместного действия, образования между людьми горизонтальных связей.

За рамками нашего периода, в 2010-е годы, этот процесс изменения ценностей продолжился. Седьмая волна исследования показала, что Россия сдвинулась дальше в направлении от выживания к саморазвитию, оставаясь на шкале секулярности/традиционности (или индивидуализма/взаимодействия) примерно там же, где была в 2010 году.

В 2000-е годы в России активно развивается третий сектор – некоммерческие и негосударственные организации, направленные на помощь слабым, на работу в сфере образования и науки. К началу 2010-х годов достаточно значительное количество жителей России регулярно, рутинно принимают участие в волонтерской благотворительной деятельности, жертвуют на благотворительность деньги. Институционализируются такие сетевые инициативы, как, например, организации, занимающиеся помощью больным, сиротам, инвалидам, поисковые волонтерские организации.

Еще в 1990-е, до принятия закона об НКО, третий сектор уже де-факто начал свое существование. Первоначально это были правозащитные организации, частные благотворительные фонды, работавшие в сфере культуры и здравоохранения. В 1996 году на базе отдела писем ИД «Коммерсант» был создан Русфонд – начавший с организации помощи читателям «Коммерсанта», оказавшимся в тяжелой жизненной ситуации, силами других читателей. Сейчас это одна из крупнейших НКО, занимающаяся помощью больным детям.[92]

Но настоящий расцвет НКО начался в середине 2000-х годов, когда рост уровня жизни, с одной стороны, и развитие информационных технологий, с другой стороны, запустили процесс активного формирования третьего сектора. В 2006 году создается фонд «Подари жизнь», занимающийся помощью детям с онкологическими заболеваниями, и фонд «Вера», который становится организатором и центром хосписного движения в России (см. цветную вклейку, рис. 12–3).

Считается, что точкой-катализатором, после которой рост социальных связей и навыков гражданского взаимодействия приобрел качественно новый характер, был 2010 год – год больших природных пожаров в европейской части России.[93] Именно в том году граждане, принявшие участие в борьбе с пожарами в качестве пожарных-добровольцев и в помощи погорельцам, поняли, что они могут дополнять собой и даже замещать неэффективно работающие государственные структуры, ощутили ту радость совместного действия, которая и приводит людей в ряды некоммерческих организаций.[94]

В том же 2010 году волонтерами, принимавшими участие в поиске четырехлетней Лизы Фомкиной и ее тети, заблудившихся и погибших в лесу[95], создается добровольческий поисковый отряд «Лиза Алерт»[96], занимающийся поиском людей, пропавших без вести. Эта организация – тоже наследие лесных пожаров, ведь Фомкины заблудились потому, что знакомый им лес из-за послепожарных буреломов стал неузнаваемым.

Еще одним событием, катализировавшим рост социального взаимодействия в России, стало катастрофическое наводнение в Крымске (Краснодарский край) в 2012 году, в котором погибли 171 человек, а десятки тысяч лишились жилья и имущества. Сбором и доставкой продуктов и вещей для пострадавших, практической помощью в восстановлении уцелевших домов занялись множество самоорганизовавшихся волонтеров со всей страны.[97] Таким образом, можно сказать, что наше гражданское общество рождалось из огня и воды.

С самого начала активизации третьего сектора в России государство стремится контролировать, а потом и достаточно жестко регулировать эту деятельность. Государство и социум – это не две взаимно изолированные структуры; было бы упрощением сказать, что государство ведет борьбу с обществом, хотя в рамках своей системы ценностей, которую мы описали, оно очень мало социуму доверяет.

Тем не менее к началу 2010-х годов уже окрепшие, набравшиеся знаний и опыта общественные организации сотрудничают с органами государственной власти, и довольно успешно. Благодаря этому многое изменилось к лучшему в российском законодательстве. Помощь тяжелобольным, обезболивание онкопациентов, реформа в сфере опеки и попечительства, реформа детских домов – все это делается с помощью общественных организаций, которые посредством таких структур, как общественные советы при министерствах, экспертные советы, рабочие группы при профильных министрах и вице-премьерах, могут и умеют навязывать свою повестку (говоря языком лоббизма) государственным структурам.

История взаимоотношений государства и третьего сектора в эти годы – это нелинейная история борьбы, кооптации, репрессий и соучастия. В 1996 году был принят базовый закон о некоммерческих организациях, который до 2006 года дожил без существенных изменений. В середине 2000-х стали вноситься первые изменения в закон об НКО. Они ограничивают возможность участия в некоммерческих организациях иностранных физических лиц и иностранных неправительственных организаций, дают дополнительные права Министерству юстиции в части отказа в регистрации или ликвидации организации, связывают закон об НКО с законом о борьбе с экстремизмом (табл. 19).

Таблица 19. Федеральный закон от 12 января 1996 г. № 7-ФЗ «О некоммерческих организациях»: обзор изменений[98]. Система ГАРАНТ: