Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взлёт харизматичных трибунов-популистов как ответ на растущую социальную и эпистемологическую закрытость западных элит был полностью ожидаем. Теперь, когда доступ к политическому влиянию, зависит не от децентрализованных низовых партийных организаций и фермерских ассоциаций, профсоюзов, церквей и общественных объединений, но от пожертвований от миллиардеров или телезвёзд, было естественно, что аутсайдеры из рабочего класса пойдут к заступникам, которые сами являются богатыми дельцами, как Росс Перо, телезвёздами, как итальянец Беппе Грилло или и тем, и другим, как миллиардер и звезда реалити-шоу Дональд Трамп или медиамагнат Сильвио Берлускони. Без таких защитников многие избиратели, отсечённые от политики, либо вообще бы не имели голоса в жизни страны, либо он был бы очень незначительным.
В свою очередь те, кто рвётся в народные трибуны, как Трамп, Фардж, Берлускони и Сальвини извлекают выгоду из гнева истеблишмента, который их осуждает. Чем больше их клеймят, тем более достоверными выглядят их притязания, что они, несмотря на свои богатства и известность, тоже являются аутсайдерами, которых инсайдеры презирают, такими же, как и их избиратели, не принадлежащие к элите.
Популизм — это симптом политического заболевания, а не болезнь. В формально-демократической олигархии непотистская элита правит большую часть времени в интерсах своих членов. В редких случаях, когда демагогу удаётся занять высший пост, он или она с большей степенью вероятности присоединится к истеблишменту или выстроит личную продажную политическую машину, покровительствующую своим сторонникам, чем реформирует систему.
Те, кто являются сторонниками демократии, могут глядеть на такое политическое устройство только с ужасом. Формальная демократия может сохраняться, но её дух исчезнет. Не важно, кто будет побеждать, инсайдеры или аутсайдеры, но большинство будет проигрывать. Когда общество заперто в порочном круге, в котором чередуются эгоисты-олигархи и жулики-популисты, среди потерь окажутся экономический рост и правове государство.
Является ли это будущим Запада — бесконечная борьба между местными аналогами Жокей-клуба в Буэнос-Айресе и североатлантическими Хаунами Перонами? Оно не столь мрачное, как будущее Веймарской республики, сокрушённой взлётом национал-социализма. Но мир демократий, приходящих в упадок, в которых господствуют олигархические фракции, в которых отчуждённые от власти толпы тогда и теперь используют выборы как предлог для демонстрации нечётко сформулированного нева, сам по себе является достаточно антиутопией.
Глава VI. Русские марионетки и нацисты: как менеджерские элиты демонизируют избирателей популистов
Популистская политическая волна по обе стороны Атлантического океана является оборонительной реакцией против технократической неолиберальной революции сверху, которая велась сверху национальными менеджерскими элитами. За последние полвека ослабление или уничтожение неолиберальными государственными деятелями посреднических институтов демократического плюрализма середины века, в особенности профсоюзов, лишило рабочего класса эффективного учреждения или средства доносить своё мнение в сфере политики, экономики и культуры. Демагоги-популисты могут канализовать легитимные обиды многих избирателей-рабочих, но не могут создать стабильную, институциональную альтернативу неолиберализму, в котором господствует надкласс. Только новый демократический плюрализм, который принудит менеджерские элиты поделиться властью с многорасовым и религиозно-плюралистичным рабочим классом в экономике, политике и культуре, может покончить с циклом колебаний между угнетательской технократией и разрушительным популизмом.
Таков тезис этой книги. Его разделяет меньшинство среди надкласса в США и Европе. Гораздо более распространённым среди трансатлантической элиты является взгляд, который трактует успех кандидатов популистов и националистов в современных западных демократиях, не как предсказуемую и разрушительную реакцию против олигархического некомпетентного управления, но как воскрешение тоталитаризма в нацистском или советском духе. Один такой нарратив утверждает, что режим российского президента Владимира Путина, умно манипулируя западным общественным мнением с помощью избирательных утечек в СМИ или интернет-рекламы и мемов, несёт ответственность за Брексит, избрание Трампа президентом в 2016 году и, возможно, за другие политические события. Конкурирующий нарратив не видит необходимости говорить о русских махинациях; с его точки зрения демагоги и без помощи из-за рубежа могут активировать латентную «авторитарную личность» избирателей, особенно избирателей из местного белого рабочего класса, многие из которых, как туверждаются, могут, если их правильно мобилизовать, в мгновение ока стать фашистской армией. Эти два нарратива элиты, распространяемые политиками, журналистами и учёными, враждебно настроенными к популизму, можно назвать «русской угрозой» и «коричневой угрозой» (в честь более ранних «коричневых угроз» в западных демократиях, цвет отсылает к цвету рубашек у гитлеровских штурмовиков).
Доведением до абсурда такого типа мифологического мышления является применение термина «сопротивление» американской оппозицией президенту Трампу, которое подразумевает уравнивание демократов и противников Трампа из числа республиканцев с героическими антифашистами французского Сопротивления. Антифашистская тема также дала имя движению Антифа, которое, как и более раннее анархистское движение «чёрный блок», состоит преимущественно из детей представителей надкласса, которые употребляют левую идеологиую как предлог для того, чтобы одеваться как ниндзя из кино, заниматься вандализмом и пугать людей.
Несомненно, представителям потрёпанного менеджерского надкласса доставляет эмоциональное удовлтеворение отождествлять антиэлитный популизм с изменой в пользу России, фашизмом или и тем, и другим. Но у такого типа параноидального, демонологического мышления есть потенциал стать для западной либеральной демократии большей опасностью, чем любое отдельно взятое популистское движение.
Начнём с того, что как «русская», так и «коричневая угроза» выдают серьёзное недоверие со стороны членов технократического неолиберального национального истеблишмента к избирателям, которые поддерживают популистких кандидатов или популистскую идеологию. Предполагается, что эти избиратели наивные дурачки, которыми легко может манипулировать иностранная пропаганда или отечественные демагоги. Ещё хуже то, что приписывание популизма иррациональным импульсам плохо приспособленнхы к обществу избирателей не даёт потрёпанным элитам по обе стороны Атлантики обращаться с конкретными претензиями этих избирателей как с законными.
Хуже всего то, что миф о том, что русское вмешательство определило победу Трампа над Клинтон, и бесчисленные сравнения нынешних событий с взлётом нацистов в Веймарской Германии даёт менеджерскому надклассу атлантических демократий предлоги для увеличения своей почти полной монополии на политическую, экономическую и медийную власть через устранение политических оппонентов и цензуру диссидентских СМИ. Если большинство оппнентов неолиберализма — это русские шпионы или потенциальные нацисты, тогда всего лишь несогласие с неолиберальной политикой в вопросах торговли, иммиграции, налогообложения и других может быть приравнено к отказу от либерализма и демократии, если не к прмяой государственной измене. Столкнувшись с мирным вызовом своей политике, осуществляемом через избирательные урны, со стороны аутсайдеров в виде как правых популистов, так и левых социалистов, инстинктивным рефлексом многих представителей обложенного истеблишмента является призыв к цензуре и репрессиям.
В 1950-х годах правый маккартизм принял следующую форму: консерваторы обвиняли либеральных представителей истеблишмента в том, что те были марионетками
