Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марья Петровна растеряно оглядела его военный костюм, ордена на его груди, которые так и сверкали на солнце.
— Гордись! — повторил довольный собою сын. — Пришел герой СССР отдохнуть на малой родине, а тут вместо рукоплесканий, славы, аккордеона, цветов, вкусной еды и бани, упреки, вопросы, вопросы, упреки! … Ха! Ну, да ладно, я же не злой. А на чердаке оказался, потому что пришёл вчера вечером, а дома куча народу. Я мешать не хотел, потому со всей скромностью спал на сене. Да так уснул крепко, что только сейчас глаза смог открыть, — продолжал своё объяснение Леонид, и с такой снисходительной возвышенностью, актерской игрой и напыщенностью, что нельзя было не поверить, что он говорит не всерьёз. — Мать, накорми хоть сына. Голодный весь!
— Ах, сыночка! Голодный мой! — всплеснула руками растроганная мать. — Да как же так? Как же я запамятовала? Я сейчас! Я все приготовлю! Ох, сыночек! Сыночек приехал! — в поспешности поковыляла к избе Марья Петровна, всё досадуя на саму себя. — Ох, старая уже стала! Что же это я сразу-то не догадалась?! Голодный весь! Голодненький! Сейчас. Сейчас я все сделаю, — женщина скрылась в сенях.
Проводя мать взглядом, Леонид Садовский перевел его на Елизавету. Он оценил её с головы до ног, скрестил руки на груди и скривил губы в своей ехидной улыбке. Лиза со стыдливостью опустила глаза.
На что он уставился? Чему так бесстыдно злорадствует? Тому, что она изрядно исхудала? Может тому, что ходит в старой домотканой одежде? А может тому, что живёт, лишенная прежних удобств?
— С возвращением, — тихо промолвила девушка. — Надеюсь, что отдых вам выдастся прекрасным, — сказала она и последовала за няней.
— Куда ты так торопишься? — залукавил командир.
— Я иду помочь Марье Петровне.
— Неужели ты так рада моему приезду, что соизволишь потрудиться для меня?
— Мне радостно от того, что у матери есть сын и у сына есть мать. Этого достаточно, — выказывая абсолютное спокойствие, ответила Лиза, хотя чувствовала, как подкатывает к горлу колючий ком. «Любите врагов ваших, молитесь за обижающих вас», — тут же вспомнила она, и ей стало намного легче.
— Гм! Ловко! — отметил Садовский. — А ты всегда такая ловкая? Всегда сумеешь на лапы упасть? Даже если уличена в шпионаже?
Лиза вспыхнула. Леонид конечно же это заметил и был доволен результатами своих уловок.
«Помнит! — поняла Елизавета. — И как же смеет только такое сказать? Откуда дано ему знать, что было тогда в моей душе? Что он может знать о моих страданиях, о том, как я ревела за углом какой-то избушки? Откуда он может знать, что подвигло меня прийти к моему же дому, и какие чувства разрывали меня, когда я увидела во что он превратился? Откуда? … Верно, не откуда. Он ничего не в силах понять. Совершенно ничего.»
— Никогда столь унизительным делом я не занималась, — ответила Лиза так же спокойно.
— А-а-а! Вот как! А я-то думал!
— Очень жаль, что подобные мысли нашли место в ваших суждениях.
— М-да, жаль… — неясно почему согласился командир. Его лицо стало совсем серьёзным, а глаза наполнились горькой озабоченностью. Он их пытался куда-то спрятать, но не знал куда. Смотрел то на родительский дом, то на ворота, то на пристройки возле дома. Всё это имело вид непринуждённого любопытства, но Лизе на минуту стало его очень жаль. — Она красивая была, правда? — выговорил он совсем другим, чуждым ему тоном. Вдруг он неестественно поперхнулся, но скулах заиграли желваки. — Что-то мы разболтались с тобой, — возвратился он к прежнему выражению, не дав ни слова сказать собеседнице. — Ну-с, не смею вас более задерживать, Елизавета Федоровна! — Леонид выполнил некую пародию поклона и ушел исследовать обновки хозяйства.
Лиза, в свою очередь, довольная тем, что этот разговор, в конечном итоге, прекратился, отправилась на помощь няне.
Перед командиром на стол были положены картошка в мундирах, пожаренная рыба, творог, подсолнечное масло и свежий хлеб.
— М-м-м, — потер ладони Леонид, лицезря богатство стола. — Это уже совсем другое дело! — он с жадностью схватил горячую ещё картофелину и начал есть.
Марья Петровна присела на скамью в другом конце комнаты. Она, прижавши рукою к груди полотенце, любовалась своим взрослым сыном. Казалось, что мать настолько поглощена чадом, что боится даже шелохнуться, чтобы ненароком не спугнуть это дивное явление, которое она так долго ждала.
— Куда это она? — спросил Садовский, заметив через окно, что Лиза с небольшой корзинкой вышла со двора.
— В лес за травами.
— Она спросилась у тебя?
— Да, это я ей позволила.
— Как ты ее отпустила?! Сейчас пройдет час-два и начнет темнеть, — возмутился Леонид.
— Успокойся. Под лесом Роман с Сашкой косят. Они все вместе и вернутся.
— Ясно, — вернулся к еде Садовский.
— Столько времени прошло… — в конце концов, осмелела Марья Петровна. — Неужели ничего не произошло? Неужели мне нечего рассказать?
Леонид покончил с обедом и выпрямился на стуле:
— А самогоночка есть?
— Нет. Я не гоню.
— Так у соседей попроси.
— У Дуни тоже нет.
— Значит, у мужа ее спроси. Он точно знает, где можно найти это добро.
— Лёня! …
— Ну, да ладно, — прервал мать Садовский, махнув на неё рукой. — Я и не хочу, если честно… Да, мать, есть, что рассказать, — сказал он как будто только теперь услышал вопрос Марьи Петровны. — Вот, скоро к тебе внук в гости приедет. Готовься, — выказывая только гордое удовольствие, объявил Леонид.
— В… Внук? — немея от радости, переспросила няня и приподнялась с места.
— Да, маменька! Сядь! Да, у тебя есть внук.
Марья Петровна покорно села обратно, не сводя мокрых глаз с сына.
— Два и три, — продолжал Садовский и снова посмотрел в окно.
— Какой большой! — не переставала удивляться мать.
— Да, большой… Лена ушла к Пирову, — собравшись выговорил он.
— Как так ушла? — лицо Марьи Петровны резко переменилось. Хотя она не знала ни Лену, ни Пирова, ни тем более о существовании внука, но поняла, что тут что-то неладное творится.
— А вот так вот, ушла и всё, — отрезал Леонид. — Генерал, как ни крути… Юра остался им без надобности… Завтра рано утром я уеду в город на вокзал. Лена написала, что пришлет мальчика с гувернанткой. Я его приведу сюда, — каждое слово ему удавалось с трудом. Слаживалось такое впечатление, что он не говорит, а бьёт молотком по горячему железу.
— Оно и хорошо! — ответила Марья