Нуртдинов с опаской взял в руки узелок, взвешивая его в ладони, как бы оценивая степень угрозы или опасности, и наконец спрятав за пазуху, кивнул:

– Есть, командир. Сделаю.

Аюпов проводил его, негромко объясняя что-то и помогая забраться в седло.

Казаки новость о кончине стариков восприняли с суровой сдержанностью, за которой откровенно просматривалось обещание каждого поквитаться при первой же возможности, и не единожды. День прошёл словно одни длинные поминки, никто не шумел, не шутил, старались ходить и делать дела по лагерю тихо.

Нуртдинов вернулся уже в сумерках, уставший, весь в дорожной пыли. Лошадь тяжело водила боками, видно было, что ей досталось не мало. Доложил, подойдя к Туманову:

– Сделал, командир. Положил в санитарный повозка, никто не увидит.

– Молодцом, Нуртдинов! Хорошо придумал. Что ещё видел-слышал?

– Отступаем. Со стороны Казань-га сплошной обоз идёт. Говорят, красные фронт порвали, их отряды уже видели местный житель. Говорят, Симбирск красный взяли.

– Понятно. Самара на очереди, стало быть… – Туманов невесело усмехнулся. – Отдыхать. В полночь выступаем.

Мокрые дела

Ночной переход выдался не простым, пришлось проходить между близко расположенными друг от друга деревнями, пересекать проселочные дороги и уже под утро, через небольшой мост в районе Балдуевки, форсировать речку Черемшан. Казаки постепенно наращивали темп движения, однако ночные марши не могли быть быстрыми на пересечённой местности. Выручало то, что дни стали короче, ночи почти выровнялись с ними по продолжительности и теперь позволяли двигаться по 10 часов в сутки. На дневку встали верстах в пяти от речки, в небольшом лесном массиве, преодолев за ночь пятнадцать вёрст. Днём Аюпов настороженно поглядывал на небо, но после полудня совершенно успокоился, и тревоги не проявлял. И следующий переход не принёс никаких особых сложностей, разве что движение через ночной лес никак не способствовало скорости движения. Авангарду приходилось набивать маршрут, учитывать ширину колеи, обходить овражки, завалы и сырые места, а арьергарду досталось маскировать следы движения максимально возможным способом, что по тёмному времени, понятное дело, качественно осуществить было не возможно. И тем не менее, свои пятнадцать вёрст преодолели и в этот переход. Днёвка прошла спокойно, из леса так и не вышли, лагерь разбили не далеко от Сосновки, небольшой деревни дворов на тридцать. А ближе к исходу дня, неожиданно для всех, вдруг начался ливень. Именно вдруг и неожиданно, ибо погода до этого стояла устойчиво сухая, и ничего не предвещало её изменение на ближайшие два-три дня, в связи с чем планировалось за это время выйти в район Екатерининского и покинуть неспокойную зону, которая могла стать прифронтовой. И вдруг нате вам – ливень. Сборы в дорогу пришлось прервать и заняться срочным обустройством защиты лагеря от сырости и влаги, которые по ночному времени грозили доставить немало неудобств. О движении можно было даже не помышлять, быстро размокшая лесная подстилка совершенно не держала груженые подводы, проваливая первую на ладонь, а последнюю, двигающуюся по колее, уже по самые ступицы колес – попробовали и прекратили это бесполезное дело. Пришлось стоять лагерем и пережидать внезапный ливень, надеясь, что такие обильные осадки долгими не бывают.

Оказалось – бывают. Утро не принесло ни просвета в затянутом облаками небе, продолжавшем упорно и сосредоточенно смывать потоками воды всё, что оно считало лишним. Не прекратилось это и к вечеру, продолжалось всю ночь и весь следующий день.

Туманов уже не раз ловил взгляд Аюпова и понял, что тот хочет что-то сообщить, но не решается, как-бы из осторожности или возможной поспешности своих выводов. Уже вечером, на третий день непрерывного ливня, Аюпов подошёл к Туманову и смотря ему прямо в глаза произнёс:

– Командир, этот вода нам привет от Чёрный человек. Верно говорю. Это и не совсем вода даже. – Он как-то устало вздохнул и нахохлился под промокшим насквозь полотном брезентовой плащ-накидки.

– Он нас снова нашёл? Твои усилия были напрасны?

– Наоборот, командир. Он нас потерял. Поэтому вода напустил на весь район. Мы идти не можем, а он может. Толк не знает куда. Тепер будет нас искать, а мы будем стоять.

– Юсуп, объясни, как можно вызвать такой ливень по желанию человека, пусть и чёрного? Разве такое возможно?

– Э, командир, и не такой чудес бывает. Ты думаешь это обычный вода? Не-ет, это не совсем вода, это как бы с той стороны льёт на эту. Там можно делать что хочешь, хоть вода, хоть засух, хоть снег. Там делает, а тут всё получается. Особенно когда день и ночь одинаковый, время равный.

– День равноденствия? Ничего не понял, но вижу, что влаги вокруг, действительно, в избытке. -Туманов оглядел деревья у лагеря и неожиданно скомандовал:

– Филатов, распорядись – кто полегче, нужно подняться повыше и осмотреть кругом окрестности, везде ли такая катастрофа.

Казаки деловито занялись поручением. Верхами пустили Суматова, как самого легкого и ловкого на подъём. Прихватив крепкую верёвку, он кошкой вскарабкался на высоченный дуб, с широко и вольно раскинувшимися ветвями, и почти исчез в его ещё зеленой кроне. Скользкая кора то и дело норовила вернуть его на землю, но обхватывая верёвкой ствол Суматов наконец поднялся до самого верха. И как на ладони увидел перед собой всю панораму лежащей окрест местности. Крикнул вниз:

– Готово, командир!

– Что видишь, Суматов?

– До горизонта на север, восток и юг тучи и ливень. Откуда пришли, на запад у самого горизонта чисто, закат хорошо вижу. Но очень далеко.

– Благодарю. Слезай аккуратнее.

Горизонт с вершины дерева это примерно тридцать вёрст. Выходило, что действительно там, откуда они ушли, было сухо, как и раньше. А вокруг творился этакий потоп. Чудеса.

Ещё почти сутки потоки воды хозяйничали и в воздухе, и на земле, прежде, чем наметилось некое просветление на небе. К вечеру следующего дня ливень перешёл в обычный дождик, затем и он перестал. С рассветом Туманов выслал Филатова и Лисина разведать, что и как по маршруту следования. А Шайдавлетова отправил проверить обстановку с направления уже пройденного пути. Вернулись разведчики после полудня, промокшие и грязные. Докладывал первым Филатов:

– Сырость и грязь в лесу, командир. Следы остаются чёткие, гружёные подводы пока еще увязнут. На дорогах много обозников и пехоты, перемещаются не сплошными колоннами, а отдельными отрядами. Двигаются все на восток – юговосток.

В лесу подозрительных следов не заметили, маршрут на один переход набили. По ходу движения пересекаем пять дорог и пару оврагов.

– Сзади никакой наш след уже нет, – доложил Шайдавлетов. – Вода всё смыл, чисто. Поэтому никто