В 503 году на месте его церкви наверняка еще стоял кельтский храм. До него – языческое капище. К седьмому же веку Святой Августин добрался и до Британии: тогда повсюду стало распространяться христианство. Так что, если подумать, 602 год – дата куда правдоподобнее.

Из чего следовало, что празднование полуторатысячелетии церкви надо бы отложить еще на целый век…

О, нет-нет, Господи! Отец Робин с болью в сердце оглядел тускло светящийся интерьер. Пора делать дорогостоящий ремонт: колокольня покосилась, колокола того и гляди рухнут.

И, разумеется, через сто лет его тут уже не будет.

Он выключил фонарь и встал на колени перед алтарем. Он пылко молился, прося Господа наставить его на путь истинный. Хочет ли Господь, чтобы он, Робин, незамедлительно сообщил приходу, какова истинная дата постройки церкви? Или же, наоборот, Господь предпочел бы, чтобы Его Обитель была довольно скоро отреставрирована? Может, хотя бы контрфорс поставить, Господи? Чтобы укрепить колокольню? В любом случае, ошибку эту с датой, совершенно понятную, сделал не теперешний служитель Господа Нашего, так ведь? Отнюдь не я, Твой покорный слуга, создал эту ситуацию, не меня и винить. Не введи нас в искушение, Господи. Хотя…

Разве не лучше ему помалкивать про свое открытие?

Зрение его подводит. Он ведь и сам мог ошибиться?

Отец Робин закончил молитву. Глаза прикрыты, руки стиснуты, губы поджаты.

В церкви воцарилась полная тишина – суровая, глубокая, исполненная праведных дум…

И Бог даровал священнику свое благоприятное решение:

Никому ничего не говорить.

Праздновать юбилей, как и планировалось.

Отец Робин поднялся с колен, перекрестился и, исполненный ясности духа, вышел наружу. Чему быть, тому не миновать.

* * *

В десять тридцать Пенелопа Хопкинс сошла с автобуса на Хай-стрит в Оксфорде и вскоре добралась до кафе «Королевский шик».

Вид кафе имело довольно импозантный, вход обрамляли коринфские колонны. И не важно, что они были длинноваты при таком нешироком фасаде.

Поднимаешься на три ступеньки и через стеклянную дверь попадаешь в элегантное помещение. Темные, лакированные деревянные панели на стенах перемежались длинными зеркалами, в которых посетители могли разглядывать себя и своих спутников.

Стивен Боксбаум уже восседал за круглым столиком, откуда хорошо был виден вход. Как только Пенелопа оказалась внутри, Стивен встал, приветливо улыбаясь. Оделся он непарадно: темно-бордовая рубашка, бежевый пиджак и бурые брюки. Волосы зализаны назад. Стивен снял очки и засунул их в нагрудный карман пиджака.

Сама Пенелопа – не без опасений, что будет одета совсем не по моде, – надела синее платье с воротником-стойкой и аметистовые серьги, когда-то принадлежавшие любимой тетке.

Пенелопа впервые оказалась в «Королевском шике» и потому отметила его приятную атмосферу.

– Не думаю, чтобы кто-то из монаршей семьи здесь бывал, – сказал Стивен, – так что у них тут, не столько королевский шик сколько королевский пшик. Игра слов, да и только.

Неужели так и будет – одна игра слов, подумала она.

Они глядели друг на друга, он отчасти с удовлетворением, кое вынудило его обратиться к ней почтительно:

– Как приятно, что вы нашли возможность встретиться со мной, миссис Хопкинс, тем более что я даже не намекнул, о каком одолжении хотел бы вас просить.

– Я рада, что вы меня пригласили. У меня как раз сегодня утро свободно, потому что прием иностранных студентов закончился.

И она вкратце поведала ему о своих приключениях со студентками из Гонконга.

Возник официант, принял заказ на кофе и особенно пышно исполненную булочку с кремом, о существовании которой Стивен был прекрасно осведомлен. Они поговорили о том о сем, пока он не воспользовался моментом заявить, что организует комиссию по подготовке празднования юбилея церкви Святого Климента, памятника стабильности и относительного мира в пределах Великобритании. Он высказал надежду, что миссис Хопкинс согласится принять посильное участие в работе этой комиссии.

– Да-да, спасибо, я утром получила ваше объявление по почте.

– Ну так как? Вы не против?

– Идея неплохая, хотя, как я уже вам говорила, я неверующая. А кто будет руководить комиссией? Вы?

– Да, пока не найдем того, кто лучше с этим справится.

Она посидела молча, разглядывая поверхность стола, а затем, бросив взгляд на Стивена, спросила: что же у него за резон праздновать долгожительство англиканской церкви?

Стивен понял, на что она намекала.

– Вы, миссис Хопкинс, по-видимому, не могли не обратить внимания, – сказал он, – что люди иудейской веры волей-неволей жили в совершенно непредсказуемых условиях и подвергались преследованиям – в том числе и в двадцатом веке. Оттого для меня так желанна стабильность. А перед нами – великолепный пример именно этого качества – ведь, надо надеяться, стабильной наша жизнь будет и впредь. Церковь Святого Климента отнюдь не архитектурный шедевр. Я хочу помочь ей, потому что жизнь моя в Хэмпден-Феррерсе сложилась, мне кажется, счастливо. – И он протянул руки вперед, демонстрируя искренность своих слов.

– А-а, в том самом Хэмпден-Феррерсе, – сказала она себе под нос, – где только что избиты и изгнаны двое совершенно никому не мешавших молодых людей – только потому, что они гомосексуалисты.

– Может, и гомосексуалисты – но не евреи.

Он рассмеялся, и она, не удержавшись, присоединилась.

– Что ж, наш Хэмпден-Феррерс сам по себе не так плох, – согласилась она. – Да и Оксфорд рядом.

– А это ведь еще один повод для празднования, миссис Хопкинс. Кстати, могу я заметить, как мне нравятся ваши серьги? То есть церковь способствует прочности сельской жизни. Пожалуй, точь-в-точь как почта. Без церкви и паствы деревня, возможно, давно перестала бы существовать, хотя бы из-за близости к процветающему Оксфорду.

– Меня зовут Пенелопой, – ответила она. – Зовите меня просто Пенни. Как все. Оставьте уже это ваше «миссис Хопкинс». Мне тоже надо кое в чем признаться, если уж сегодня у нас такое настроение. Я в церковь не хожу. Ребенком меня туда водили регулярно. Но когда я выросла, интерес к этому пропал или мне годами было некогда. Может, мне и сейчас не до церкви. Кроме того, у меня нет никакого желания что-то выпрашивать у незримого существа. Вероятно, можно считать, что это недемократично. Но правду сказать, я полагаю, что в нашем мире каждая женщина и каждый мужчина – сами за себя. Как бы мы ни хотели помочь другим, первым делом мы обязаны позаботиться о себе. Тогда не придется ничего вымаливать, будто милостыню просить… Извините, что я так долго об этом говорю. Я, наверное, и сама еще не разобралась. Ноя, видимо, из скептиков, из агностиков.

Им принесли кофе на подносе эбенового дерева.