этого решения может возникнуть некоторая неловкость, — осторожно заметила Брианна. — Ведь Ронни продолжит жить с вашей семьей после того, как… — Она кивнула в сторону обрученных, которые кормили друг друга пирогом.

— Ух! — воскликнула Хильда, закатив глаза. — Как же я рада, что не живу здесь.

Инга поспешно кивнула, соглашаясь с сестрой, но добавила:

— Ну, матушка не из тех, кто опускает руки, случись какая неприятность. Она уже присматривает жену для Ронни. Только поглядите на нее. — Она кивнула в сторону стола, где Уте, улыбаясь, болтала с группой немок.

— Как думаешь, кого она выбрала? — спросила Инга сестру, которая, сузив глаза, наблюдала за матерью. — Маленькую Гретхен? Или, может, кузину твоего Арча? Ту, что косоглаза, Сеону?

Хильда, которая была замужем на шотландцем из округа Сарри, покачала на это головой.

— Мама наверняка присматривает немецкую девушку, — возразила она. — Потому что она держит в уме, что произойдет, если Ронни умрет и его жена снова выйдет замуж. Так вот если это будет немка, есть шансы, что маме удастся сосватать ее одному из своих племянников или кузенов. Чтобы имущество осталось в семье, понимаешь?

Брианна увлеченно слушала, как невозмутимо девушки обсуждают ситуацию с женитьбой, и размышляла, имеет ли Ронни Синклер хоть малейшее представление о том, с каким прагматизмом решается его дальнейшая судьба. С другой стороны, он прожил под одной крышей с Макгилливреями больше года, значит, должен иметь представление о методах Уте.

Тихо благодаря Бога за то, что ей самой не придется жить в одном доме с грозной фрау Макгилливрей, она посмотрела на Лиззи, вдруг ощутив глубокое сочувствие по отношению к своей бывшей горничной. Как только Лиззи выйдет за Манфреда в следующем году, она станет жить с Уте.

Услышав имя Уэмисс, Брианна отвлеклась от своих мыслей и вернулась к разговору, только чтобы обнаружить, что девушки обсуждают не саму Лиззи, а ее отца.

— Тетушка Гертруда, — объявила Хильда и тихонько рыгнула, прикрыв рот кулаком. — Она сама вдова, она подойдет ему лучше всего.

— С тетушкой Гертрудой мистер Уэмисс не доживет до первой годовщины свадьбы, — смеясь, возразила Инга. — Она вдвое больше его. Если она не доведет его до изнеможения, то просто однажды ночью перекатится на другую сторону кровати и случайно раздавит.

Хильда прижала ладони ко рту, но не из стыдливости, а скорее чтобы приглушить хихиканье. Брианна подумала, что девушка тоже успела выпить пива: чепец сполз набок, а на бледном лице даже при свете костра был заметен румянец.

— Похоже, такие штуки его не больно беспокоят. Глядите-ка! — Хильда кивнула, указывая на место чуть в стороне от пьющих у костра, и Брианна без труда различила голову мистера Уэмисса с такими же бледными развевающимися волосами, как у дочери. Он оживленно беседовал с пышной женщиной в чепце и фартуке, которая игриво тыкала его между ребер и хохотала. Пока Бри наблюдала, к паре подошла Уте Макгилливрей, за которой следовала высокая блондинка, — судя по сложенным под фартукам рукам, она была немного смущена.

— О, а это кто? — Инга вытянула шею, как гусь, и сестра возмущенно толкнула ее локтем.

— Lass das, du alte Ziege![20] Mutti[21] смотрит в нашу сторону.

Лиззи чуть привстала со своего тюка, пытаясь разглядеть, что происходит.

— Кто?.. — начала она, по-совиному растягивая последнюю букву. Однако ее внимание тут же отвлек Манфред, который свалился рядом с ней на солому, широко улыбаясь.

— Как ты тут, Herzchen?[22] — спросил он, обнимая ее за талию и пытаясь поцеловать.

— Кто это, Фредди? — спросила она, ловко ускользая из его объятий и осторожно указывая на светловолосую женщину, которая застенчиво улыбалась, пока фрау Уте представляла ее мистеру Уэмиссу.

Манфред моргнул, чуть качнулся, но ответил уверенно:

— О, это фройляйн Берриш. Сестра пастора Берриша.

Инга и Хильда протяжно и заинтересованно хмыкнули, Лиззи немного нахмурилась, но лицо ее быстро просветлело, когда она увидела, как отец откинул голову назад, чтобы поприветствовать новую знакомую — фройляйн Берриш была почти такая же высокая, как сама Брианна.

Что ж, это объясняло, почему она по-прежнему фройляйн, а не фрау, подумала Брианна с сочувствием. В ее волосах, там, где они выбивались из-под чепца, серебрилась седина, лицо казалось довольно непримечательным, хотя глаза светились спокойной добротой.

— О, значит, она протестантка, — заключила Лиззи тоном, каким произносят приговор. Было ясно, что фройляйн в связи с этим едва ли могла рассматриваться на роль спутницы для ее отца.

— Ай, но она хорошая женщина. Пойдем потанцуем, Элизабет. — Манфред явно утратил всякий интерес к мистеру Уэмиссу и фройляйн. Он без труда поднял протестующую Лиззи на ноги и увлек в круг танцующих. Она шла неохотно, но Брианна заметила, что, когда они закружились в танце, Лиззи уже смеялась над какой-то шуткой Манфреда. Он улыбался, глядя на нее, отблески костра дрожали на его красивом лице. Они гармоничная пара, подумала Брианна, и внешне подходят друг другу лучше, чем Сенга и Хайнрих, который был высоким, тщедушным и с вытянутым лицом.

Инга и Хильда спорили друг с другом на немецком, что позволило Брианне, не отвлекаясь, насладиться своим прекрасным ужином. Она была так голодна, что любая еда показалась бы ей вкусной, но тарт, хрустящая капуста и пряные колбаски, лопающиеся от сока, были редким лакомством.

Только после того как она вымакала кусочком кукурузного хлеба остатки сока и жира с деревянной тарелки, она посмотрела в сторону мастерской, и ее накрыло чувство вины: наверное, нужно было оставить немного еды Роджеру. Как благородно с его стороны было подумать о чувствах несчастного Ронни. Она ощутила, как ее заполняют гордость и нежность к мужу. Наверное, нужно пойти туда и спасти его. Она поставила тарелку на землю и уже начала приводить в порядок свои юбки и подъюбники, чтобы двинуться в путь, когда из темноты выплыла пара крохотных покачивающихся фигур.

— Джем? — позвала она в изумлении. — Что случилось?

Отблески костра играли на волосах мальчика, заставляя их мерцать, как только что выплавленная медь, но лицо под кудрями было мертвенно-бледным, а глаза казались огромными, черными и неподвижными, Джем отсутствующе глядел в пространство.

— Джемми!

Он повернул к ней ничего не выражающее лицо, сказал: «Мама?» — очень тоненьким и неуверенным голосом, а потом его ноги вдруг подогнулись, как резиновые прутики, и он хлопнулся на землю.

Брианна смутно помнила о Германе, покачивающемся рядом, как молодое деревце на ветру, но не могла отвлечься на него. Она подхватила Джемми, приподняла его голову и легонько потрясла.

— Джемми! Проснись! В чем дело?

— Малец пьян в стельку, дочка, — проговорил