У человека интуиция почти не развита, ему не дано ощутить, что по его следу идут громадные краснолицые ифриты, вооруженные огненными мечами и удлиненными куруками загонщиков. Он может только предполагать, что где-то там во мраке ночи несутся, припечатывая широкими ступнями многострадальную землю, охотники-джинны. Настигнув, они не будут слушать мольбы о пощаде, в их планы не входит возвращение беглеца в лагерь, они просто растопчут человека, вобьют его в пыль, как поступают со своими врагами слоны. Они станут сечь беглеца огненными мечами, удерживая его на длинной рукояти курука, а в лагерь у подножия рудоносной горы принесут только его голову, чтобы выставить на всеобщее обозрение. Пусть другие знают, какая участь ожидает тех, кто решился ослушаться владыку Саркона…

Бывший раб (он чувствовал себя свободным человеком с тех пор, как покинул рудник) бежал по темной равнине. В эту безлунную ночь все, что он мог различить – темные силуэты низкой растительности и маячившие по левую руку горные хребты.

Вершины их терялись в черных облаках, сплошной пеленой затянувших небо.

По мере того как он удалялся от рудника, его уверенность в собственных силах крепла. Словно черные горы, изрытые подземными ходами, отнимали у него силы и стремление быть свободным.

Он никак не мог отдышаться – в груди свистело и булькало, и время от времени он сбивался на шаг. Но упорно продолжал двигаться вперед, стараясь держаться между дюнами. Аваров, исконных жителей пустыни, на руднике было довольно много. Один из них поделился с ним ценными знаниями. После песчаной бури пустыня похожа на застывший океан. Так и хочется забраться на гребень, осмотреться кругом. Но нельзя – там ловушка. Гребень расколется, волна придет в движение и проглотит незадачливого путника. Зыбучие пески здесь повсюду. Идти следует только между барханами – и это тоже не дает абсолютной безопасности. Но, по крайней мере, шансов, что выберешься отсюда живым, больше.

Звезды поблескивали холодными глазами. «Хорошо, что ночи в Хазгаарде теплые», – подумал беглец. Даже в необычных драных лохмотьях (одежда являлась для него воспоминанием о прежней сладкой жизни) он совсем не замерз. Однобортный пиджак с оторванными рукавами имел полушерстяную основу. Он приобрел его в московском бутике «Каприз». Модельный ряд «Roy Robson». Сейчас ни один продавец-консультант, из тех, что помогали ему примерять брюки и ласково улыбались богатому клиенту, не смог бы опознать в этой драной ветоши свою вещь. Да и сам Рой Робсон, наверное, опешил бы, увидев, во что превратил брюки и пиджак их нынешний владелец. Точнее, не он сам, а преследующий его злой рок.

Беглец запнулся о камень, ушиб ногу и вскрикнул. Впереди хрустнула ветка. Он остановился, вглядываясь во тьму. На мгновение ему показалось, что вдалеке горят огни. Но тут же пришло осознание, что это вовсе не свет далекой деревни, а глаза хищной собаки, стоящей от него в паре шагов. Пес зашевелился во мраке. Огоньки переместились правее. Собака нырнула во тьму.

Человек облизал губы, оглянулся. Попытка вернуться означала не только признание собственной слабости, но и верную смерть. Сегодня он почувствовал, что еще немного – и разум его оставит, да и физических сил почти не осталось. Эпизод с надсмотрщиком заставил его принять решение.

"Будь что будет, если потребуется – убью и съем проклятую собаку, как джинны делают, – решил беглец, – в конце концов жрут же собак в Китае, и в Таиланде, кажется, тоже. А еще, говорят, на Дальнем Востоке. Там они, правда, не такие.

Поменьше и полохматее. А эти сзади совсем лысые, только пучки рыжей шерсти на задних лапах".

Беглец присел и зашарил по земле, стараясь найти что-нибудь хоть отдаленно похожее на оружие.

Острый обломок камня обнаружился почти сразу.

Словно лежал здесь и дожидался, когда придет человек и возьмет его, чтобы в нужную минуту защитить свою жизнь. Он сжал пальцы на твердой поверхности камня, резко поднялся и двинулся дальше на запад. Шел осторожно. Опасался, что хищный зверь бросится на него из темноты.

Но собака так и не объявилась. Наверное, почувствовала, что с этим человеком лучше не связываться. Что сейчас он способен на все. И если кто-нибудь попробует на него напасть, будет драться за свою жизнь до последней капли крови.

Собака убралась, зато стайка прыгучих крыс-ревунов увязалась за беглецом. Серые зверьки, едва различимые в темноте, преследовали его несколько километров, пока не решились напасть всей стаей.

Человек дрался отчаянно. И хотя маленькие зубки несколько раз впились ему в голень, а один ревун даже укусил его за бедро, нападение он отбил – двух крыс распорол обломком, еще нескольких задушил голыми руками. Ревуны отстали.

Голод творит подлинные чудеса, и бывшие гурманы, прежде отдававшие предпочтение японской и французской кухне лучших столичных ресторанов, способны проглотить самые удивительные предметы. После расправы над крысами беглец устроил себе настоящее пиршество. Пожирал зверьков сырыми. Ел на ходу, не сбавляя шага. Сдирал тощими пальцами шкуру, благо ногти у него за время пребывания в этом жестоком мире сильно отросли, и вгрызался в сочное, жесткое мясо. При этом он даже порыкивал от удовольствия. Теплая крысиная кровь отчасти утолила жажду, а плоть – голод. Беглец даже тошноты не почувствовал, употребив в пищу крыс. Только приятную тяжесть в желудке, а в голове – кружение, какое бывает при легкой стадии опьянения.

Останки крыс он выбросил и потом пожалел об этом: по этому следу джиннам, обладающим замечательным обонянием, проще будет его обнаружить.

К вечеру ему несказанно повезло: он наткнулся на брошенный загон для скота и вырытый пастухами старый колодец. По прикрученной к ограде веревочной лестнице, осторожно ступая на шаткие перекладины босыми ногами, беглец спустился вниз. Почва на самом дне оказалась влажной. Беглый раб копал, врывался в землю изломанными ногтями, пока в углублении не образовалась мутная лужица. Тогда он припал к ней потрескавшимися губами и стал жадно пить воду, сплевывая грязь. На поверхность он поднимался с опаской – кружилась голова. Оказавшись наверху, он в изнеможении упал на песок. Идти не хотелось. Но он пересилил себя. Поднялся и побрел дальше на запад, через кажущуюся бесконечной пустыню.

Перед рассветом следующего дня, едва не падая от усталости и голода, беглец, наконец, достиг человеческой деревни. Он не утратил бдительности, присущей тем, кто жил в эпоху холодной войны между двумя сверхдержавами. Прежде чем кинуться к людям, беглец упал на живот и по-пластунски пополз к домам. Чувствовал он себя при этом партизаном, подбирающимся к деревне, захваченной фашистами.

Солнце еще не взошло, но над горизонтом уже появилось красноватое зарево. И все же в густой траве заметить его будет непросто.

Затянутые воловьими пузырями окна гостеприимно светились. Возле одного из домов один из местных жителей плел веревку. Работал человек споро, сразу видно мастера, ловкие пальцы скручивали кожаные ремешки, сплетали их воедино.

Беглец уже хотел подползти поближе и окликнуть человека, как вдруг различил в полумраке две высокие, кряжистые фигуры. Судя по очертаниям, не люди. Силаты скорее всего. Ифриты и ростом выше, и шире в кости, да и оттенок кожи у них красноватый. Как у Чингачгука Большого Змея.