О чем он? Разве ребёнка не кормят смесью?

– Да, конечно, мистер Карпентер. Она будет приезжать несколько раз в день и кормить его, чек лежит на вашем столе в кабинете. Останется только сцеживание на ночь, – она убирает руки за спину, когда Хоук хмурится.

– Для ребёнка достаточно трёх бутылочек молока по двести грамм на ночь? – я растеряно перевожу взгляд на людей, окружающих меня.

– Вполне, – тут же отвечаю ему. – Но что насчёт утреннего кормления?

Он приподнимает бровь и полностью сосредотачивается на ответе повара.

– Она уже в пути, – Хоук, довольный ответом, облокачивается на стол, встаёт.

– Ты уезжаешь? – я импульсивно беру его за руку и сразу же отдёргиваю. – Извини. Просто переживаю, как останусь здесь одна?

Он хочет улыбнуться, или мне так кажется, но маленькие мимические морщинки вокруг глаз начинают углубляться, уголок губы дёргается, но он не позволяет себе этого.

– Райли, закройте ваши уши, – женщина тут же делает то, что он сказал. – Ты будешь думать обо мне? – я отрицательно качаю головой. – Ты наглая врушка, Эмерсон. А знаешь, что делают с такими, как ты? – я снова отрицательно качаю головой, он наклоняется к моему уху и шепчет. – Жёстко трахают до потери сознания. В момент, когда твоя киска будет сжимать мой член, ты точно так же будешь кивать своей головой и орать во всю глотку моё имя, – у меня открывается рот, его лицо застывает в миллиметре от моего, тяжёлое дыхание шевелит волосы. – Вот теперь ты точно будешь думать обо мне, маленькая мышка.

Моё образование финансиста, на котором в своё время настаивал отец, пришлось как нельзя кстати. Штаб-квартира моей фармацевтической компании Carpenter's pharma company расположена в Нью-Джерси, США. Мой прадед основал её в тысяча восемьсот девяностом году как дочернее отделение одной немецкой фирмы. В годы войны отделение было конфисковано американским правительством и превращено в независимую компанию. Спустя время, отец её выкупил, и она снова принадлежит нашему семейству. Мне необходимо понять, почему настолько просела прибыль в этом городе. Один из наших конкурентов наводнил рынок своей продукцией, преимущественно из-за того, что их ассортимент шире. Лекарственные препараты для людей и животных, пищевые добавки, а также агрохимические удобрения, вот чем берет компания Байер. По мне так это бред, им осталось уже начать выпуск собачьего корма, чтобы выглядеть более презентабельно перед остальными компаниями.

Наше отделение разработки занимается действительно необходимыми работами. Лекарства, выпускаемые нами, не отличный рекламный ход, а реально действенные препараты, нацеленные на лечение, а не развод.

В последнее время фармацевтический рынок демонстрирует уверенный рост, а значит, доходы производителей лекарств стабильно растут. Фармацевтика всегда традиционно считалась одной из самых прибыльных среди отраслей экономики. Однако войти на этот рынок было непросто, ведь крупные производители вкладывают миллиарды долларов в разработку лекарств, патентование и реализацию. Отцу удалось вывести нашу компанию в рейтинги на первые строчки, но это ненадолго. И судя по множеству засранцев, стремящихся только навариться, самое бесполезное, что необходимо делать – это метаться между производством и рекламным ходом.

Мой стол усеян бумагами, я сравниваю прошлый доход, пока мой отец сидел во главе фирмы, момент, когда все пошло на спад и нынешнюю ситуацию. Единственный, кого я с собой взял, молодой сотрудник с большими амбициями, вселяющими надежду. Дерек Файнс заходит в кабинет и несёт несколько бумажных стаканов с кофе. Картон приятно обжигает кожу, а аромат бодрит мой измученный мозг. Хотелось бы сравнить кофе с героином, у него есть вкус и по-своему он приносит удовольствие. Кофе конечно… не героин.

– Здесь есть за углом закусочная, можно будет сходить пообедать, – худое измождённое лицо парня выглядит болезненным, он вытаскивает маску для лица и прикрывает себя.

Я не из тех, кто переживают за людей, но все же.

– Ты заболел? – внимательно смотрю на него, откидываюсь на кресле и немного покачиваюсь. – Я могу отправить тебя назад.

– Нет, все хорошо, тяжело переношу перелёты, – я прищуриваю глаза, его ввалившиеся щеки говорят об обратном.

– Чем ты болен? – облокачиваюсь на стол локтями, ставлю стакан на один из документов. – У меня дома ребёнок, меньше всего я хочу притащить заразу.

Дерек Файнс наклоняет слегка голову в сторону, потупив взгляд, теряется в мыслях говорить мне или нет. Громко бью по столу ладонью, отчего он подпрыгивает.

– У меня СПИД. И больше всего в жизни я хочу сделать что-то полезное для людей, а лучше детей, разработать нечто, что продлит нашу жизнь, – он нервно дёргает повязку на лице, ещё больше бледнеет. – Вы меня уволите?

Я встаю с кресла, начинаю ходить из угла в угол. Я знаю этот страх, когда ты напортачил в своей жизни и пожинаешь плоды. Этот подкожный зуд оттого, когда же, наконец, твой прах развеют над этой землёй. Душевные терзания и мучения от одного вопроса, почему я? Я видел, как парни, которые кололись, постепенно высыхали, становились неузнаваемыми. В клинике же я понял, что помимо наркоты, отравы, которая растекается по венам, всасывается в каждую твою клеточку, к тебе медленно подкрадывается ещё один враг, стоит только ошибиться, и ты уже становишься его жертвой.

– Мистер Карпентер? – я поворачиваю к парню голову, засовываю руки в карманы и молчу. – Я не мог никуда устроиться, везде проверяли мои медицинские документы. Мне пришлось сделать подлог. Помимо того, что семья отказывается от тебя, на работу устроиться ещё тяжелей. Я знаю свою работу и потенциал.

– Мне знакомы твои ощущения. Знаешь, кто больше всего боится СПИДА? Наркоманы и геи, но этот страх поселяется после того, как ты окунулся в эту волну. Ты ловишь кайф, а потом, когда тебя отпускает, ты начинаешь озираться в страхе по сторонам. А исправить уже не будет возможности. Я отношусь к первой категории и не стану осуждать тебя за подлог и лишать работы. Делай, что умеешь, и постарайся помочь за это время как можно большим людям, – он человек без надежды, как и я. И не мне его судить.

– Спасибо. Люди многое о вас говорят, и вы справляетесь с этим, – я подхожу к нему ближе.

– Я выживаю, а не справляюсь, и советую сделать то же самое. А говорят они намного меньше, чем реально знают, я ещё хуже. Сегодня ты свободен, отправляйся назад в Нью-Йорк и приведи себя в порядок. Фирма покроет затраты перелёта, – безоговорочный тон сработал, он тут же поднимается и уходит.

Сажусь за свой рабочий стол, растираю лицо руками и пытаюсь сосредоточиться. Ничего не выходит по причине того, что я постоянно думаю о моем окружении. О том, насколько я однажды погряз во всем этом дерьме, меня постоянно тяготит непонятное чувство депрессии. Будто меня что-то удерживает, хотя я вроде и свободен, но нахожусь под водной мутью, одна нога привязана к камню, ещё немного и я увижу дно. Но упрямо отказываюсь понять очевидные вещи. Я почти сломлен.