Максим стоял боком и у него не оставалось времениповернуться. Он прыгнул изо всех сил, но человек все-таки успел один раз нажатьна спусковые крючки. Максиму опалило лицо, пороховая гарь забила рот, а пальцыего уже сомкнулись на запястьях белого халата, и пистолеты со стуком упали напол. Человек опустился на колени, уронил голову и, когда Максим отпустил его,мягко повалился ничком.

– Ну-ну-ну, – сказал ротмистр с непонятной интонацией.– Кладите этого сюда же, – приказал он Панди. – А ты, – сказал он бледному имокрому Зойзе, – беги вниз и сообщи командирам секций, где я нахожусь. Пустьдоложат, как у них дела. – Зойза щелкнул каблуками и метнулся к двери. – Да!Передай Гаалу, пусть поднимется сюда… Перестань орать, сволочь, – прикрикнул онна стонавшего человека и легонько стукнул его носком сапога в бок. – Э,бесполезно. Хлипкая дрянь, мусор… Обыскать, – приказал он Панди. – И положитеих всех в ряд. Тут же, на полу. И бабу тоже, а то расселась в единственномкресле…

Максим подошел к женщине, осторожно поднял ее и перенес накровать. У него было смутно на душе. Не этого он ожидал. Теперь он и сам незнал, чего ожидал – желтых, оскаленных от ненависти клыков, злобного воя,свирепой схватки не на жизнь, а на смерть… Ему не с чем было сравнить своиощущения, но он почему-то вспомнил, как однажды подстрелил тахорга, и как этоогромное, грозное на вид и беспощадное по слухам животное, провалившись сперебитым позвоночником в огромную яму, тихо, жалобно плакало и что-тобормотало в смертной тоске, почти членораздельно…

– Кандидат Сим, – каркнул ротмистр. – Я приказал – напол!

Он смотрел на Максима своими жуткими прозрачными глазами,губы у него словно свело судорогой, и Максим понял: не ему судить здесь иопределять, что верно и что неверно. Он еще чужак, он еще не знает их ненавистии их любви… Он снова поднял женщину и положил ее рядом с грузным человеком,который стрелял в коридоре. Панди и второй гвардеец, пыхтя, выворачиваликарманы арестованных. А арестованные были без памяти. Все пятеро.

Ротмистр уселся в кресло, бросил на стол фуражку, закурил ипальцем поманил к себе Максима. Максим подошел, браво щелкнув каблуками.

– Почему бросил автомат? – негромко спросил ротмистр.

– Вы приказали не стрелять.

– Господин ротмистр.

– Так точно. Вы приказали не стрелять, господинротмистр.

Ротмистр, прищурившись, пускал дым в потолок.

– Значит, если бы я приказал не разговаривать, ты быоткусил себе язык?

Максим промолчал. Разговор ему не нравился, но он хорошопомнил наставления Гая.

– Кто отец? – спросил ротмистр.

– Ядерный физик, господин ротмистр.

– Жив?

– Так точно, господин ротмистр.

Ротмистр вынул изо рта сигарету и посмотрел на Максима.

– Где он?

Максим понял, что сболтнул. Надо было выкручиваться.

– Не знаю, господин ротмистр. Точнее, не помню.

– Однако то, что он ядерщик, ты помнишь… А что ты ещепомнишь?

– Не знаю, господин ротмистр. Помню многое, но капралГаал полагает, что это ложная память.

В коридоре послышались торопливые шаги, в комнату вошел Гайи вытянулся перед ротмистром.

– Займись этими полутрупами, капрал, – сказал ротмистр.– Наручников хватит?

Гай посмотрел через плечо на арестованных.

– С вашего разрешения, господин ротмистр, одну парупридется взять во второй секции.

– Действуй.

Гай выбежал, а в коридоре уже опять топали сапоги, появилиськомандиры секций и доложили, что операция проходит успешно, двое подозрительныхуже взяты, жильцы, как всегда, оказывают активную помощь. Ротмистр приказалскорее заканчивать, а по окончании передать в штаб парольное слово «Тумба».Когда командиры секций вышли, он закурил новую сигарету и некоторое времямолчал, глядя, как гвардейцы снимают со стеллажей книги, перелистывают их ибросают на кровать.

– Панди, – сказал он негромко, – займись картинами.Только вот с этой осторожнее, не попорти, я возьму ее себе… – Затем он сноваповернулся к Максиму. – Как ты ее находишь? – спросил он.

Максим посмотрел. На картине был морской берег, высокаяводная даль без горизонта, сумерки и женщина, выходящая из моря. Ветер. Свежо.Женщине холодно.

– Хорошая картина, господин ротмистр, – сказал Максим.

– Узнаешь места?

– Никак нет. Этого моря я никогда не видел.

– А какое видел?

– Совсем другое, господин ротмистр. Но это ложнаяпамять.

– Вздор. Это же самое. Только ты смотрел не с берега, ас мостика, и под тобой была белая палуба, а позади, на корме, был еще одинмостик, только пониже. А на берегу была не эта баба, а танк, и ты наводил подбашню… Знаешь ты, щенок, что это такое, когда болванка попадает под башню?Массаракш… – прошипел он и раздавил окурок об стол.

– Не понимаю, – сказал Максим холодно. – Никогда вжизни ничего никуда не наводил.

– Как же ты можешь это знать? Ты же ничего не помнишь,кандидат Сим!

– Я помню, что не наводил.

– Господин ротмистр!

– Помню, что не наводил, господин ротмистр. И я непонимаю, о чем вы говорите.

Вошел Гай в сопровождении двух кандидатов. Они принялисьнадевать на задержанных тяжелые наручники.

– Тоже ведь люди, – сказал ротмистр. – У них жены, уних дети. Они кого-то любили, их кто-то любил…

Он говорил, явно издеваясь, но Максим сказал то, что думал:

– Да, господин ротмистр. Они, оказывается, тоже люди.

– Не ожидал?

– Да, господин ротмистр. Я ожидал чего-то другого.

Краем глаза он видел, что Гай испуганно смотрит на него. Ноему уже до тошноты надоело врать, и он добавил:

– Я думал, что это действительно выродки. Вроде голых,пятнистых… животных.

– Голый пятнистый дурак, – веско сказал ротмистр. –Деревня. Ты не на Юге… Здесь они как люди. Добрые милые люди, у которых присильном волнении отчаянно болит головка. Бог шельму метит. А у тебя не болитголовка при волнении? – спросил он неожиданно.

– У меня никогда ничего не болит, господин ротмистр, –ответил Максим. – А у вас?

– Что-о?

– У вас такой раздраженный тон, – сказал Максим, – чтоя подумал…

– Господин ротмистр! – каким-то дребезжащим голосомкрикнул Гай. – Разрешите доложить… Арестованные пришли в себя.