Майк Орир вышел из своего офиса в вещательной компании «CNN» в шесть вечера и, добираясь до нового дома Терезы Самнер на юге города, битый час, как обычно, провел в пробках. Сегодня вечером он к Терезе не собирался, но досады, тем не менее, ее приглашение у него не вызвало.

Она летала по каким-то делам ЦКЗ в Бангкок и, едва вернувшись, успела побывать в Вашингтоне на закрытом заседании. Странно… Впрочем, нет, дело обычное. Жизнь у них обоих была полна неожиданных поворотов и внезапных перемен в планах.

Тереза позвонила по дороге из аэропорта. Велела доставить его жалкую личность к ней к восьми. Раскомандовалась, как это с нею бывало, и, немного попрепиравшись и поупрямившись — порядка ради, — он, конечно же, согласился. Оба знали, что тем и кончится. За десять месяцев он успел побывать у нее три или четыре раза, и ни одно из свиданий его не разочаровало.

Справа от него тащился белый «Вольво», слева — черный «Линкольн». На его свирепые взгляды водители не реагировали. В Атланте — час пик, все заняты собой, до других им дела нет. Зомби, которых, кажется, вообще ничто не волнует.

Три года назад, когда Майка только перебросили сюда из Северной Дакоты, вести вечернюю передачу, этот город его радовал. Теперь радости поубавилось. Развлечений хватало, но и от них он начал уставать. Похоже, пора было заканчивать игры в крутого парня. И заводить новую подружку, больше похожую на Бетти, чем на Терезу.

С другой стороны, эти игры ему чем-то нравились.

Щелчком невидимого переключателя дать ход крутому делу или закрыть его — вот преимущества его профессии. Для зрителей он был истинным лицом Северной Дакоты — темные кудрявые волосы, джентльменские манеры, — человеком, которому можно доверять. Для Терезы и иже с нею — загадочным университетским защитником. А мог бы стать профи, если бы не наркотики.

Теперь ему приходилось пасовать не мячи, а слова, с тем проворством, какого требовала игра.

Наконец он припарковал свой «БМВ» перед белым домиком на углу Лэнгшершим и Бентли. Вздохнул с облегчением, открыл дверь, выбрался наружу. Заглянул в окно гаража — ее внедорожник был на месте.

Майк подошел к двери и позвонил.

Тереза открыла и, не сказав ни слова, вернулась в кухню. Вот, пожалуйста! Бетти, с которой он встречался два года в университете, никогда бы так не сделала — зная, что он тащился к ней целый час. Может, иной раз она и устраивала сцены не по делу, зато никогда не смотрела на него так холодно. Чуть ли не со злобой.

Короткие светлые волосы Терезы были растрепаны, лицо хмурое — совершенно не тот соблазнительный, зовущий вид, на который он рассчитывал. Взяв с полки бокал, она налила себе «Совиньон Бланк».

— Мне показалось или ты вправду меня звала? — спросил он.

— Звала. Спасибо, что приехал. Извини, просто… день был длинноват, — она изобразила улыбку.

На игры не похоже. Что-то сильно расстроило ее во время поездки.

Тереза облокотилась о стойку и закрыла глаза. Майк забеспокоился:

— Эй, что стряслось?

— Ничего. Просто скверный денек. — Она сделала большой глоток вина. — Очень скверный.

— Что значит — ничего? На работе все в порядке?

— Пока — да. — Она сделала еще глоток. И он увидел, что руки у нее дрожат.

Майк шагнул к ней. Отнял бокал:

— Говори, в чем дело.

— Не могу…

— Черт возьми, Тереза, скажи уже, наконец!

Она отступила от стойки, провела рукой по волосам, тяжело вздохнула. В таком состоянии он ее еще не видел. Мать, что ли, умирает? Или брат попал в беду в своем Сан-Диего?

— Если ты хотела меня напугать, тебе это удалось. Так что хватит валять дурака. Говори.

— Меня убьют, если расскажу. Именно тебе, а не кому-то другому.

— Ты про мои новости?

Она и так уже сказала слишком много. Он понял это, увидев, как Тереза быстро отвела глаза. Случилось что-то такое, что основательно выбило ее из колеи. За что он, ньюсмейкер, ухватился бы обеими руками. И о чем она дала слово молчать.

— Себе-то не ври, — сказал он, беря с полки другой бокал. — Ты позвала меня, чтобы рассказать, и я не уйду, пока всего не узнаю. Давай-ка сядем и вмажем, а потом поговорим. А хочешь — сразу говорим, пока мы еще в здравом уме. Выбирай.

— Ты можешь дать мне гарантии, что не обнародуешь это?

— Смотря что — «это».

— Тогда забудь. — Она сверкнула глазами. — Тут такое, что… Тебе лучше не знать.

Она едва владела собой. Да… стряслось что-то большее, нежели чья-то смерть или несчастный случай.

— Это имеет отношение к Центру? Никак в Белый дом запустили вирус Западного Нила?

— Клянусь, если ты хоть слово…

— О'кей. — Он поднял руки, правую — с бокалом. — Ни слова, ни намека.

— Это не…

— Клянусь, Тереза! Даю тебе все гарантии, что за стенами этого дома никому и слова не пророню. Только расскажи, наконец!

Она глубоко вздохнула:

— Это вирус.

— Вирус. Неужто я угадал?

— По сравнению с этим вирусом, нильский — детская игрушка.

— Что же это? Эбола? — Он предположил это в шутку, конечно, но она взглянула на него так, что на мгновение он испугался, что попал в точку. — Смеешься?

Но она не смеялась. Иначе над ее верхней губой не выступили бы капельки пота.

— Вправду Эбола?

— Хуже.

Кровь отхлынула от его лица.

— И где этот вирус?

— Везде. Называется штамм Рейзон. — Теперь у нее дрожали не только руки, но и голос. — Террористы рассеяли его сегодня в двадцати четырех городах. К концу недели будет заражено все население Штатов. Способа лечения нет. Если только мы не найдем вакцину. Атланту заразили тоже.

Это не укладывалось ни в какие схемы, выстроенные им для собственного понимания мира. Разве существует вирус хуже Эболы?

— Террористы?

Она кивнула:

— Они требуют наше ядерное оружие. Оружие всего мира.

Майк смотрел на нее не отрываясь:

— Кто же заразился? Ты сказала — Атланта, но это же не значит…

— Плохо слушаешь, Майк. Остановить его невозможно. Все работники «CNN» наверняка уже заразились.

И он тоже? Майк захлопал глазами:

— Но… этого не может быть! Я ничего не чувствую…

— Инкубационный период — три недели. Через две почувствуешь, поверь, если только не найдется антивирус.

— И ты думаешь, что люди не должны об этом знать?

— Зачем? Чтобы сойти с ума от страха? Майк, если ты хотя бы посмотришь с экрана как-нибудь не так, я тебя убью! Слышишь? — Она раскраснелась.