Спектакль! Мишка слишком хорошо изучил деда, чтобы понять: все предыдущее действо было не чем иным, как спектаклем, – закончился, возобновилась суровая проза воинских будней. Разжалованный старшина Младшей стражи вздохнул и принялся подниматься с земли.

Последние числа июля 1125 года.

Земли боярина Журавля

Мишка, облаченный в доспех, сидел у костра, вокруг которого расположились отроки пятого десятка Младшей стражи, вертел в руках фигурку бронзового лиса и тупо пялился в огонь. Не хотелось ни думать, ни шевелиться, тело ныло от усталости и полученных синяков, голова от недосыпа была словно набита опилками. Ночь после захвата хутора он почти не спал, следующий день выдался тяжелым не только физически, но и психологически, а после него легли поздно (да еще и не уснуть было от мыслей), а поднялись рано.

И с утра все завертелось еще быстрее, чем накануне: победители продолжили вывозить захваченную добычу. Пятому десятку с утра досталось следить за погрузкой в телеги и на волокуши (телег, само собой, не хватало) запасов рыбы. Ее в остроге оказалось неожиданно много – соленой, копченой, вяленой, – и она уже была приготовлена к отправке, видимо, в Крупницу. Соленая рыба в бочках, остальное – в корзинах и лубяных коробах. Дух в амбаре, где хранилось все это богатство, стоял такой, что аж глаза слезились.

Пятому десятку пришлось не только следить, но еще и помогать выделенным для этой работы троим молодым полоняникам – Корней задал воистину бешеный темп работы. Пленные вытаскивали корзины и короба из амбара, выкатывали бочки, а отроки принимали у них груз и укладывали его на телеги и волокуши. Не работали только двое: ратник Дорофей из людей боярина Федора, приставленный старшим, и Варлам, исполняющий обязанности урядника. Дорофей лишь приглядывал, чтобы никто из пленных не выходил из амбара (во избежание), а Варлам орал, распускал руки, больше мешая, чем организуя работу, пока кто-то, вроде бы случайно, не наехал ему кантуемой бочкой на ногу.

Тут и.о. урядника вообще взбеленился, смотался к своему коню за кнутом и… никого и пальцем не тронул. Дорофей, не утруждая себя объяснениями, пнул Варлама ногой под зад, отобрал кнут и вручил моток веревки для крепления груза на телеге, сопроводив свои действия лишь одним словом: «Работай». Вообще, взрослые ратники, что ратнинские, что федоровские, словно сговорившись, всем своим поведением показывали, что отроки Младшей стражи для них всего лишь мальчишки, оказавшиеся «при делах» почти что по недоразумению. Правда, Мишка случайно услышал, как Корней злющим голосом читал нотацию своим десятникам:

– Глядите, что бывает, когда воины со стези своей сходят и о достойной смене не заботятся! Детишки! Детишки!!! Сопляки острог взяли! Хотите и Ратное до того же довести?!

Что уж там, после таких речей сотника, сказали десятники своим людям, Мишке было неизвестно, но хорошего отношения к отрокам это никак не прибавило.

Демка, которого тоже разжаловали в рядовые, внешне почти никак на это не отреагировал, сохраняя на лице привычное мрачно-саркастическое выражение. Только один раз Мишка заметил, что Демьян примеривается треснуть Варлама слегой, по которой вкатывали бочки на телеги, но дальнейшего развития его намерения почему-то не получили.

В довершение всех неприятностей одна бочка при погрузке вдруг развалилась, и отрокам пришлось шлепать по вонючей луже, да еще и Зосима, поскользнувшись, ляпнулся во все это добро, перемазавшись в раскисшей земле и в рыбьей чешуе с ног до головы. Короче, к тому моменту, когда неисповедимые пути начальственной мысли сорвали пятый десяток с погрузки рыбы и отправили конвоировать телеги с хлебом, от отроков несло так, что, кажется, даже коням тошно было.

Хлеб, уже почти весь сжатый, вывозили в снопах, поскольку обмолотить его еще не успели. Каждый воз сопровождали двое пленных острожан под конвоем двух отроков и одного взрослого ратника. Тут уже было все серьезно – десяток километров по лесной дороге в компании двух злющих мужиков, которых удерживали от побега только мысли об оставшейся в остроге семье. Вернее, так должно было быть, но что там у них в головах было на самом деле, бог весть. Во всяком случае, самострелы отроки держали заряженными и двигаться старались колонной из нескольких возов.

Получалось плохо – возы постоянно останавливались. То поклажа цеплялись за нависающие над дорогой ветки деревьев, то плохо увязанные снопы начинали расползаться, то что-то случалось с телегой, или с упряжью, или с самой лошадью, или еще с чем-нибудь. Колонна растягивалась, разрывалась или, наоборот, намертво останавливалась из-за проблем с передним возом. Все это наводило на мысли о саботаже со стороны пленных острожан, но прямо уличить никого из них не удавалось, да никто этим особенно и не озадачивался.

Во время одной из таких остановок Мишка отпросился у Дорофея «в кустики». Когда он уже собирался возвращаться и шагнул к самострелу, повешенному на сучок, на дороге раздались какие-то крики, и прямо на Мишку, продравшись сквозь кусты, вылетел пленный острожанин – ражий мужичина на две головы выше Мишки ростом и с совершенно безумными глазами.

Для обоих столкновение оказалось неожиданным, но острожанин, ни секунды не колеблясь, попер на отрока, как бык. Выручили Мишку только вбитые на занятиях рефлексы – он, опрокидываясь на спину, успел вцепиться в рубаху на груди мужика (слава богу, латные рукавицы были засунуты за пояс) и поддеть его ногой под живот, перебрасывая через себя. Прием получился неважно – острожанин улетел не назад, как должно было быть, а куда-то вбок, да еще, обламывая ногти о кольчужные кольца, умудрился цапнуть Мишку за бармицу, рванув так, что чуть не свернул ему шею. В результате вместо кувырка назад у Мишки получился какой-то совершенно невообразимый кульбит, и он на мгновение оказался лицом к лицу с лежащим на боку острожанином. Опять сработали рефлексы, и мужик получил удар окольчуженным локтем в лицо. Рявкнув на манер медведя, он не стал задерживаться и, поднявшись на ноги, собрался бежать, но Мишка уже нащупал рукой оружие, и гирька кистеня ударила беглеца по задней части бедра, ногу сразу свело судорогой, мужик завалился на землю, но не сдался, а, перехватив одной рукой следующий удар кистеня, второй рукой вцепился Мишке в горло. Тут бы отроку и конец, такой ручищей сломать подростку кадык – секундное дело, но спас доспех – бармица и войлочный воротник поддоспешника. Мишка вывернулся, его противник рванулся и подмял мальчишку под себя, но не удержался – подвела нога, – перекатился через спину, снова навалился всей тяжестью, зачем-то начал подниматься и получил коленом в промежность, а потом гирькой кистеня в лоб.

Удар кистенем вышел несильным, острожанин еще пытался как-то шевелиться, но Мишка, торопливо вскочив, дважды двинул его ногой в бок, и мужик наконец-то обмяк. Мишка и сам чуть не уселся на землю – короткая схватка вымотала все силы, к тому же он ясно понимал, что беглец не столько пытался убить его, сколько вырваться и убежать, иначе бы…

«Нет, сэр, какими бы крутыми ваши опричники ни были, со взрослыми мужиками тягаться – чистый суицид. Безоружный, бездоспешный, а еще бы чуть-чуть… м-да. Хорошо, что он на несколько секунд раньше не появился, вот бы повоевали без штанов… хотя, скорее всего, он бы связываться с вами не стал, а дал бы деру. Вот и думай после этого: что лучше, что хуже…»