– Захочу, – решительно возразила я. – Мое место здесь. От меня зависит счастье людей Моих клиентов.

Мама внимательно на меня посмотрела.

– Если хочешь удержать Джонатана, Мелисса, задумалась бы, что лучше для него, а не для посторонних мужчин.

– Мама! – запротестовала я. – Не надо так говорить.

– Я просто советую.

– И потом, – продолжила я, краснея, – здесь у меня Нельсон, Габи и…

– Да, что касается Нельсона, – произнесла мама. – Задумайся об этом. Наверняка Джонатану не по вкусу, что другой мужчина видит тебя каждое утро в домашнем халате.

– Мы просто живем в одной квартире, – вспыхнула я. Честное слово! Я устала втолковывать то одному, то другому, что меня и Нельсона связывает только дружба. – Да, он видит меня в халате. Что с того? – Я закатила глаза, когда мамины идеально ровные брови саркастически поднялись настолько, насколько позволяло обилие ботокса. – Нет, ну скажите на милость! Мы друзья, ни больше ни меньше!

– С кем? С Нельсоном? – послышалось у меня из-за спины.

Я резко повернула голову и увидела вплывающую Аллегру. Она на ходу завязывала пояс вокруг длинной домашней туники из шифона.

Чудесно. Только этого мне не хватало.

– Больше ни слова, Аллегра! – крикнула я в приступе злобы и тут же испугалась.

Заткнуть Аллегре рот почти все равно, что велеть отцу: исчезни. Или положить голову в крокодилью пасть.

– То есть, – поспешно прибавила я, когда Аллегра округлила обведенные черным глаза и было собралась ответить, – я хочу сказать, ты в любом случае ничего не поймешь. Как расследование?

Аллегра закрыла рот и глаза, и ее лицо превратилось в белое пятно с двумя черными и одной ярко-красной линией.

– Не спрашивай, – пробормотала мама. – На этой неделе Саймон приезжал уже трижды.

Саймон был отцовским адвокатом. Тяжелой артиллерией, к помощи которой приходилось прибегать в тех случаях, когда дело пахло судом или газетной шумихой. Еще Саймон был моим крестным отцом – он служил папаше дольше, чем тот знал маму.

– Значит, – бодро воскликнула я, – поговорим о моей поездке в Америку?

– О боже! Давайте, если тебе так хочется. – Аллегра вздохнула. – Как полетишь? С живым грузом?

Я проглотила обиду.

– Имеешь в виду эконом-класс?

– Аллегра, – одернула хамку мама. – У Мелисы ведь нет богача-мужа. Она зарабатывает на жизнь собственным трудом.

Аллегра фыркнула и открыла холодильник. На полках стояли ряды бутылочек с водорослями и, похоже, мочой. Наверное, она принимает разные гадости, чтобы быть в форме. Впрочем, от Аллегры можно ждать чего угодно.

– Полечу эконом-классом – особого выбора не было, – сказала я. – Сейчас пора отпусков, бизнес-класс стоит бешеных денег – я и за месяц столько не зарабатываю.

– Бедненькая, – сказала Аллегра.

Меня ее ехидство почти не тронуло. Я гордилась, что живу на собственные средства. Лучше летать дешевле и платить самой, чем первым классом и за чужой счет, подумала я, но вслух во избежание перебранки ничего не сказала.

– Что ж, если обрекаешь себя на дискомфорт, я кое-что тебе дам, – сказала Аллегра

протягивая руку к сумке.

– Аллегра… – строго произнесла мама.

– Это совершенно безвредно, – заявила Аллегра, бросая мне коричневый пузырек.

– Что это?

Надписи на этикетке были на шведском.

– «Мелатонин». Помогает уснуть в полете. Проглоти штучки две, запей красным вином и вмиг отключишься – проспишь до самого аэропорта Кеннеди. Было бы лучше, если бы ты села у окна – тогда никто не потревожит.

Аллегра угостилась пригоршней дорогой соленой карамели, маминой слабости, проплыла через кухню, выглянула в окно, раскрыла его, сделала неприличный жест, захлопнула окно и театрально опустилась на стул.

Мама притворилась, что не заметила пошлого представления.

– Лучше бы коп-охранник свалил. Только мнет розы в саду. Ну что они могут мне сделать? Прислать наемного убийцу? Самый опасный из Ларсовых дружков – худший в Стокгольме дантист.

– Мне пора, – сказала я, вдруг почувствовав, что страшно скучаю по квартире Нельсона, где теперь малейший звук отдавался эхом.

– Не хочешь взять с собой джем, дорогая? – спросила мама, указывая рассеянным движением в сторону буфета. – Могу дать тебе пару баночек.

– О да, с удовольствием, – ответила я. При местном «Женском институте» варили бесподобный малиновый джем; отец гордился, что, открывая деревенские праздники, по праву получает первые из сделанных в году заготовок. – Малиновый есть?

– Вроде бы– Мама уставилась на свисавшее со спиц мохеровое чудище. – Проверь.

Буфеты в нашей кухне были старые, до самого потолка – сохранились с тех давних пор, когда в доме водились горничные, кухарка и посудомойка. Я открыла дверцы того, в котором обычно хранили крупы и джем, и в изумлении ахнула.

Пять или шесть полок были заставлены поблескивавшими банками с джемом: клубничным, малиновым, из логановой ягоды, абрикосов, черной смородины, ежевики, апельсинов и прочего. Длинные баночные ряды уходили в глубь пыльных полок.

– Вот это да! – воскликнула я.

– Что? Все в порядке? По-моему, там был еще лимонный, посмотри внимательно, дорогая, – невозмутимо сказала мама.

– Мама! Я думала, ты научилась контролировать себя, когда ездишь за покупками, – неодобрительно произнесла я. – Ты же обещала. Больше никаких излишеств.

Мама опустила на колени вязание и растерянно на меня посмотрела.

– Но я же закупаюсь на рынках «Женских институтов» и, будучи женой местного парламентария, обязана их поддерживать. Рынков пруд пруди! Оставишь хоть один без внимания, и они тут же все узнают, эти дамы! А джем удивительно хорош. И всегда оказывается кстати, если надо что-нибудь кому-то подарить, и потом, его очень хорошо подавать к чаю.

Я не переставала буравить ее взглядом. – Например, тут на днях, – продолжила оправдываться мама, – приезжала журналистка из «Сельской жизни». Я угощала ее чудесным английским чаем со сливками и четырьмя сортами джема. Всегда знала, что серебряные вазочки для чего-нибудь да пригодятся. Она продолжила вязать.

– Ты хоть не сказала ей, что сама варила джем? – осторожно спросила я.

Спицы застучали чаще.

– Ну… не сказала, что купила его.

Я вздохнула. Вообще-то какое я имею право ее отчитывать? Ведь сама в работе постоянно выдаю себя не за ту, кем являюсь.

Я взяла банку малинового джема и пару – лимонного.

– Ой, чуть не забыла! – воскликнула мама. – Папа оставил для тебя письмо. На камине в гостиной. Наверное, это по делу – он не сообщил мне, о чем там речь.