— Глаза разуй! — гаркнул охотник, выхватывая нож из-за голенища сапога и на ходу перекидывая его другу.

Служитель едва успел выполнить приказ, но оружие не упустил, к тому ж, сразу полоснув им по загривку шваргу, вцепившемуся в чересседельную суму. Кляча заржала так испуганно, словно клыки полоснули не дерюгу, а её собственный зад, метнулась в сторону, проваливаясь, но тут же выскакивая из сугроба. И слава Богам! Отстав от Каурки, она пустила неприятеля вперёд и тот выскочил бы перед ней, вцепился бы в беззащитное горло. Повезло! Шварг лишь проскользил мимо, когти, вспарывая рыхлый снег, почти не затормозили его. А вот сбившаяся в кучу позади свора — да.

Послышалось оскорблённое тявкание, возня, рычание и оборвавшийся посередине рык. Стая не заметила потери бойца, продолжая движение.

Верд не пожалел драгоценной секунды и оглянулся. Недвижимая клякса рыжей шерсти так и осталась на месте. Оказывается, шваргов всё же можно убить. Жаль, что сделать это могут только такие же твари.

— Да сколько же их?! — хныкал Санториий, снова вынужденный орудовать ножом и делавший это удивительно ловко.

— Я их считаю по-твоему? — огрызнулся Верд

— Двадцать шесть, — невозмутимо сообщила колдунья, которая, казалось, вообще ничего не должна видеть из-за густой Кауркиной гривы. — Уже двадцать пять, один тяжело ранен.

— Кабы это ему помешало…

Костлявые, лёгкие, больше похожие на волчий труп, чем на живое существо, шварги могли нестись по сколь угодно глубокому снегу. Чего не скажешь про лошадей. Ёлки не пустили метель в лес, но о проторенной дорожке не стоило и мечтать. Каурка начала спотыкаться, цеплять пни и поваленные стволы, замаскированные зимой. Потная, бешено косящаяся Кляча всё больше годилась на откуп голодным чудищам. Зато Санторий, вспомнив былые времена, раскраснелся, подтянулся и щедро одаривал хищников ударами, но при этом и сам не остался без травм. Хотелось бы верить, что укусы шваргов не ядовиты. Но ещё никому не доводилось выжить после стычки с ними, чтобы это доказать.

Неожиданно Талла, прежде лишь крепко цепляющаяся за лошадь, чтобы не мешать охотнику, выхватила и потянула поводья:

— Направо!

— Куда, дура! — дать бы хорошую оплеуху девке, чтоб помалкивала, так вылетит же к шваргам, в прямом и переносном смысле, из седла! — Там сугробы! Лошади ноги переломают!

— Направо! — упрямо дёргала уздечку Талла, махнув на плотно сомкнувшиеся ёлки, чтобы и Санни не проскочил их.

— Не пробьёмся! — охотник локтем встретил алый зев пасти, куртка заскрежетала, кровь брызнула в голодную морду, подстёгивая интерес к ускользающей добыче.

Колдунья завизжала, хватая мужчину за плащ, чтобы звери не стянули того вниз, её ладони засияли, точно погрузившись в звёздный свет, оставляя за собой искры в воздухе. И шварг зажмурился, замотал головой, принялся когтями выцарапывать из жёлтых глаз переливающихся светлячков.

— Да чтоб тебя! — не стал снова поминать шваргов Верд, заставляя Каурку свернуть в кажущуюся непроходимой чащу. — Санни! Сюда!

Колючие ветки приближались, грозя выколоть глаза. Лошади невыносимо медленно плыли по сугробам, высоко подбрасывая крупы.

«Не успеем», — понял охотник, когда зелёные иголки хлестнули его по щекам.

* * *

Деревня у озера всё-таки была. А вот озера — уже нет.

Безымянный автор карты, с которой сверялся охотник, не напортачил. Но ни запаха печного дыма, ни проторенной стёжки, ни любопытных шумных собак, что обозначили бы правильно выбранную дорогу, путникам не встретилось. Потому что не только некогда прозрачный идеально круглый водоём покрылся слоем вонючей тины, но и саму деревню словно усыпила, заболотила неведомая сила.

За ёлками закончилась зима. Её изгнал в лес едкий зелёный туман, клоками ползающий меж опустевших домов с распахнутыми ставнями. Забытые, уже никому не нужные вёдра валялись у колодца рядом с брошенным коромыслом, покрытые поблескивающей от влаги плесенью. Она, точно ослабевшее, голодное существо тянула плети ростков к селению, выбиралась из колодца молочными пенками, захватывала власть над местом, некогда кипящим жизнью.

Верд замахнулся подстегнуть остановившуюся в недоумении Каурку, но опустил руку: шварги замерли по ту сторону деревьев, в царстве снега и льда, поскуливая, но не решаясь преследовать дальше. Видно, шварги умнее людей.

Санни позволил Кляче подозрительно принюхаться к величаво проплывающей мимо кляксе тумана, но в последний момент та попятилась и прижала уши.

— Где это мы? — Талла высунулась из-под плаща Верда, в который успела замотаться на ходу, как в кокон.

— Тебя спросить надо, — рыкнул охотник. — Кто верещал, что нам направо?

— Но помогло же, — легкомысленно пожала плечами колдунья, расстёгивая полушубок.

В тёплой гнилостной сырости пустой деревни сразу стало невыносимо жарко.

Служитель мизинцем осторожно опустил одну из веток, отгородивших их от погони. Послышался характерный лязг челюстей, Санни торопливо отдёрнул палец и, на всякий случай, заставил Клячу пройти ещё немного вперёд.

— Действительно помогло, — подтвердил он. — Шварги не суются дальше ёлок.

— А мы теперь из них не высунемся, — хмуро поддакнул Верд. — Куда? Дурная!

Ухватить Таллу за косу он не успел, так что девчонка легко соскользнула на землю и двинулась к домам, благо, по большой дуге обходя островки тумана и плесени. Охотник обернулся на Санни в поисках поддержки, но нашёл лишь поспешно спрятанную улыбку:

— Сам такую завёл, — служитель поджал губы, дескать, ничего он здесь не может поделать, спешился, и отправился за колдуньей. Всё лучше, чем стоять меж двух зол, не понимая, которое из них зубастее. Да и утробное урчание за спиной — весомый довод поторопиться.

— Обоих придушу, — пообещал сам себе наёмник, вытирая оружие от крови шваргов и догоняя спутников. Не слишком старательно, чтобы вдруг не решили, что охотник признал их решение разумным.

Избы походили на провалившиеся рты мертвецов. Страшно заглянуть в качающуюся на одной уцелевшей петле дверь: ну как покажется внутри кто-то, кому место по ту сторону? Ну как поймёт, что его заметили? Ну как протянет зеленоватые руки, чтобы поймать, утащить любопытного туда, где не выдают секретов…

Верд не опускал меча. Ясно, что деревня вымерла. Ни птицы не встретилось по пути, ни мыши не скользнуло из-под ног; жабы, извечные жильцы болот, и те не водились здесь. Лишь туман ползал у порогов, как брошенный пёс, не понимающий, куда мог пропасть верный хозяин. Вымерла… Но охотник всё равно сжимал рукоять крепче, чем посреди поля брани, когда клинок летает из ладони в ладонь, предугадывая желания бойца.

Осторожничала и колдунья. Талла двигалась медленно, часто останавливаясь и прислушиваясь, иногда ощупывая кочку перед собой носком сапога и только потом ступая. Она прошла мимо стонущих от одиночества изб, не повернувшись, не поддавшись соблазну заглянуть внутрь, проверить, есть ли кто живой. И без того знала: никого. Благо, и мёртвых не встретилось. Пока что.