— Повезло тебе, — довольно хмыкнул он. Ясно, почему дар колдуний так ценится среди знати. Заведёшь дурную девку под рукой, и можно не бояться никакой хвори или травмы. Разве что голову отсекут, тогда её магией обратно уже не приделать. Хотя шварг их знает, дурных этих…

Каурка снова попыталась куснуть хозяина, но тот раздражённо отмахнулся: стоило всё же хоть немного вздремнуть, теперь же весь день будет злить любая мелочь. Но лошадь не отставала. Она рвала повод, порывалась встать на дыбы, всё громче ржала, окончательно разбудив лагерь. Да и Кляча не отставала. Верд порадовался, что успел собрать почти всю поклажу, ведь сейчас лошади нипочём не пожелали бы стоять спокойно, пока у сёдел закрепляют сумки.

— Да тихо ты! Тихо! — сначала сердито, но, чем дальше, тем более обеспокоенно повторял Верд. Скакуньи не просто вредничали: они боялись. И с каждой секундой страх усиливался, перерастая в животный бесконтрольный ужас. Он не обошёл стороной и наёмника. Из глубины живота поднималось тёмное, едкое чувство. Именно оно заставляло в походе хвататься за меч прежде, чем открываешь глаза, вскакивать быстрее, чем проснулся. Оно помогало Верду выживать в бою и ни разу ещё не обманывало.

— Доброе утро! — лучезарно улыбнулась Талла, выглядывая из шалаша. — А почему лошадки…

Закончить охотник ей не дал. Приложил палец к губам и резко дёрнул подбородком в сторону коней. В кои-то веки девчонка не стала спорить или радостно выяснять, что хорошего случилось. Молченько подхватила оба одеяла — своё и Санни — и, вцепившись в ворот куртки служителя, заставила и его подняться.

— Отсыпь овса или пинка, чтоб заткнулась, — сонно пробормотал Санторий, пытаясь поймать край ускользающей ткани. Но прохлаждаться ему не позволили.

— По коням. Быстро, — скомандовал Верд, озираясь в поисках невидимого врага. Сомнительная идея, надо признать. Обе лошади метались и меньше всего были настроены на покатушки. Но, где бы ни сховался неприятель, скакуньи бросятся в другую сторону. Да, могут понести. Не самое приятное ощущение, особенно для девки, не умеющей толком держаться в седле. Ещё провалиться в запрятанную снегом нору могут и сломать что-нибудь. Хорошо, если не шею; хорошо, если только себе. Но это всё равно лучше, чем столкнуться без оружия с тем, кто так перепугал Каурку. Каурку! Ту самую, которая преспокойно щипала траву, пока Верд разбирался с поддавшимися жадности служивыми. Ту самую, которая при виде медведя только досадливо фыркнула и ровным шагом пошла по обратному пути!

— Спокойно, Каурушка! Всё хорошо! — утешала животное колдунья. — Что же напугало тебя так, милая?

Вскочить бы сейчас в седло, перехватить поводья у Таллы и припустить куда подальше! Но лошади кружили на месте, не решаясь сунуться за частокол ёлок, прятавших ночью путников от ветра.

Окружили!

Кто бы ни укрывался деревьями, он не один. И он умнее зверя.

— Там! Там кто-то! — заверещал Санни, сам едва не встав на дыбы.

Служитель указывал дрожащей рукой на качающуюся сильнее прочих ветку, с которой только что некто невидимый стряхнул холмик снега.

Угасающий костёр не дарил света, побледневшие перед восходом звёзды тоже не собирались облегчать воину задачу, а первые лучи солнца успевали затеряться в лесу, так и не достигнув лагеря. Кабы ни натренированный слух, ни чутьё Верда, помогающее видеть невидимое, он и вовсе остался бы слеп перед неприятелем. А неприятель явно очень любил прятаться в темноте…

Талла едва слышно добавила, пристально глядя в противоположную от указанной Санторием сторону:

— На западе двое мелькнули.

Верд не стал озираться, чтобы убедиться. И без того ясно, что круг сужается. Надо прорываться.

— Здесь, здесь! — снова закричал Санни. И не поверил бы никто, что этот трусливый толстячок некогда мог стоять рядом с охотником, тоже сосредоточенно сжимая рукоять клинка, выписывая его остриём едва заметные, усыпляющие бдительность врага восьмёрки.

Темнота за деревьями становилась гуще, приобретала очертания, как сумасшедшей улыбкой, кривилась тощими, сильно выступающими под шкурами хребтами. Верд ещё не видел, но уже знал, где они затаились. Знал, что под неприметным отблеском снега в жёлтых глазах прячутся голодные пасти.

— Волки… — пискнул Санни, тоже выхвативший отражение тлеющих углей во мраке, казавшимся пустым.

— Это не волки, — прошептал охотник. И он не смог бы повторить это громче, потому что тогда все бы услышали, что голос бесстрашного наёмника охрип, а горло пересохло.

— Это шварги, — первой поняла Талла.

И тогда, рассекреченные, они бросились вперёд.

— Да чтоб меня шварг сожрал, — выругался Верд прежде, чем понял, что шварг не только действительно может осуществить озвученное, но и, судя по всему, уже подготовил приборы к трапезе. Допросился! — Н-н-но!

Охотник никогда не считал себя отличным наездником. Неплохим быть может, но не лучшим. Что он, что Каурка больше привыкли к долгим походам, одинаково умели сносить и пургу, и палящее июльское солнце. Но оказалось, что нечисть способна пробудить таланты, о которых никто и не подозревал. По крайней мере, Верд измудрился вскочить в седло с места, без разгона и стремени, оттолкнувшись лишь от оскаленной морды со слишком широкой алой прорезью рта. Все четыре лапы шварга разъехались в разные стороны, а приплюснутая харя зарылась в снег. Каурка, прыгнула через неё, точно всю жизнь училась брать препятствия, прорвала кольцо, добавила немного пороши из-под копыт, делая холмик рыжеватой шерсти чуть более живописным. Наёмник, игнорируя правила четного боя, добил лежачего лезвием поперёк хребта.

Кабы это помогло! Нечисть боится доброй стали, особенно если последняя достаточно глубоко входит в тушу. Но не шварги. Этих не убить ничем. Оттого, наверное, их и считают тварями из другого мира, теми, кто одинаково легко убивает живых и жрёт мёртвых. Оттого и желают недругу оказаться во чреве шварга, обрекая на вечные муки…

Упавшая тварь встряхнула шерсть, забрызгав белоснежное полотно брусничинами крови, и единым прыжком развернулась, чтобы пуститься в погоню.

— Гони-гони-гони!!! — надрывался Санни, зажмурившись, поторапливая Клячу ударами, вообще не понимая, куда скачет. Лишь бы подальше отсюда! Благо, впереди неслась Каурка, которой худо-бедно успевал управлять Верд, так что и служитель двигался за нею.

Ещё широкий росчерк меча, и ещё один, и ещё… Но твари не желали отступать! Они бежали слева и справа, пытаясь снова окружить жертв и не отказывая себе в удовольствии цапнуть на ногу или развевающийся лошадиный хвост. Что им пара царапин, когда вот он, рядышком, сытный завтрак?

Охотник резко натянул поводья, разворачивая лошадь, чтобы встретить мечом прыгающего сверху монстра. Шварги лазают по деревьям не хуже белок, впиваясь в стволы загнутыми когтями, но делают это очень медленно. Пока гадина забралась, пока прицелилась, пока сиганула вниз, метя сбить Сантория на землю, Верд успел выставить клинок. И едва не лишился его, когда отяжелевшую тушу повело в сторону. Расслабил руку, позволяя твари соскользнуть с лезвия, а та, скотина эдакая, едва оказавшись на лапах, вскочила и продолжила погоню. Хоть отставать начала, и то хорошо.