…Настоящий Мужчина лежал на спине на мокрой лужайке у небольшой реки в Мелизмейте. Дело было в конце весны, и воздух был насыщен ее благоуханием. Когда Уэнди полузакрывала глаза, то видела его как наяву — с закинутыми под голову руками, красивым профилем, обращенным к приветливому голубому небу.

И он говорил:

— У тебя стремление к поэзии, Уэнди. Ты никогда не обретешь счастья, если не будешь поддерживать эту поэтическую склонность.

Она сидела рядом с ним в высокой траве.

— Что ты имеешь в виду? Что я должна делать?

— Просто обосновывайся как можно ближе к тому месту, где действительно хочешь находиться.

— О… — Именно там она и хотела быть всегда — в этом сиянии солнца и состоянии безмятежности.

И Настоящий Мужчина сказал:

— Я имею в виду вот что, дорогая. Люди напрасно разочаровываются в жизни, когда чувствуют, что им не хватает чего-то. Даже двадцать пять процентов желаний лучше, чем сто процентов того, что тебе вообще не нужно.

Это была сложная для объяснения философия — что-то вроде того, что, мол, лучше: любить и потерпеть фиаско, или никогда не испытать любви. Люди не всегда так считают. Однако Уэнди разделяла его взгляд. Если бы у нее был выбор между браком с другим человеком и крупицей внимания Настоящего Мужчины, она, не колеблясь, выбрала бы последнее. Любовь к Настоящему Мужчине сожгла ей крылья, но лучше быть мечтателем с подожженными крыльями, чем обычной женой без крыльев…

Она вновь вспомнила о Максе.

— Не знаю, почему ты выступаешь против брака. Ты что, не собираешься жениться в один прекрасный день?

Он пожал плечами.

— Когда-нибудь женюсь. Но мне это не грозит, пока не встречу еврейку.

— Почему?

— Поразмысли, — предложил он раздражаясь.

— Ах да. Потому что ты сам — еврей.

— Да, Эйнштейн. И если я женюсь не на еврейке, с матерью случится нервное потрясение, — он мрачно улыбнулся. — Так что не волнуйся о том, что я разрушу Брачную игру коварных сестер Хейсти. Понятно?

— Я лишь стараюсь присматривать за ними… — Уэнди не могла понять, почему он так завелся.

— Спокойствие, мелюзга! — в комнату неожиданно влетел Рошан. — Пора вас поразить моими способностями. — Он отошел в сторону, пропуская вперед Нэнси и Руфу.

Они, улыбаясь, обменивались взглядами. Видно было, что они более чем довольны собой.

Макс и Уэнди молча созерцали сестер.

Наконец Уэнди дала волю своим чувствам:

— Вы обе потрясающи! Если бы только Настоящий Мужчина видел вас сейчас…

На Руфе был черный костюм свободного покроя поверх тонкой шелковой блузы кремового цвета. Ее волосы свободно спадали на плечи. Она казалась безупречно красивой, изысканной, но в то же время очень нежной, земной. Настоящим же откровением была Нэнси. На ней был темно-серый приталенный пиджак и длинная черная юбка. Никаких сосков и локонов: у обновленной Нэнси груди были неподвижными, а ее роскошные рыжие волосы умело уложены французской косой. Она по-прежнему была живой и сладострастной, но в ее облике уже ничего не было «от проститутки»! Невероятно, но она была настоящей леди.

Макс, взиравший на нее с притворным негодованием, встал.

— Боже, что он с тобой сделал?

— Тебе не нравится? — спросила Нэнси.

— Конечно же, ему нравится, — Руфа вся сияла, почти примирившись с пробелом в своем банковском счете. — Ты великолепна. Принцы и герцоги будут соперничать друг с другом за право жениться на тебе.

— Я не могу взять на себя всю честь за происшедшее, — сказал Рошан. — Кровь есть кровь. Мне пришлось лишь немного поработать для придания блеска.

Нэнси рассмеялась.

— Прелестно, — она сверлила взглядом Макса, и было ясно, что он загипнотизирован ею.

— Да, вот теперь я верю, — заявила Уэнди. — Признаться, поначалу у меня были сомнения, но теперь я действительно вижу перед собой леди Шерингем и миссис Дурвард!

Нэнси ухмыльнулась, глядя на Руфу:

— Не беспокойтесь, ваша светлость. Когда мы приедем погостить в ваш замок, я заставлю Тигра спать в собачьей конуре.

Рошан ворвался на кухню, снимая на ходу свое серое «в елочку» — на манер Пола Смита — пальто, чтобы сообщить важную новость: прошла всего неделя после выбора подходящих кандидатур, а он уже нашел место, где им начинать свой дебют. Пианист Раду Лупу давал концерт в Шерингем-хаус в пользу общества ревматоидного артрита. Шерингем-хаус — лондонская резиденция графов Шерингемских. Билеты были распроданы друзьям и родственникам членов комитета. Но Рошану удалось выбить для себя аккредитационную карточку.

— К счастью, я знаю еще с колледжа человека, который занимается вопросами по связям с общественностью, — сияя проговорил он. И, обращаясь к Максу, добавил: — Это Эрмьон Портер, очень полезная особа.

Макс кивнул.

— Да, она богатая и толстая.

— Так вот, она поверила мне, когда я назвал себя музыкальным критиком. За день до концерта я пригласил ее на обед. Взываю к небесам, чтобы она не проверила, кто я.

Рошан выскочил из комнаты, чтобы бережно повесить на плечики свое бесценное пальто. Затем он снова влетел в комнату и воскликнул:

— Боже, неужели! Не могу поверить своим глазам. Нэнси стряпает?

Макс и Руфа сидели за столом. Руфа чувствовала себя не в своей тарелке, то и дело хватаясь за чашку с мятным чаем. Макс ухмылялся, очарованный движением бедер Нэнси, которая чистила у плиты лук. Она тешила себя иллюзией, что сможет приготовить болонское спагетти. Накануне она с Максом совершила поездку в Сенсбери специально для того, чтобы купить все необходимое. В центре стола стояли пузатые бутылки «Бароло». Со всем остальным — дешевым мясом, маринованными помидорами, сушеными травами — она обращалась с такой беззаботной жестокостью, что Руфу всю передергивало.

— Не могу делать из Ру мученицу, — шутила Нэнси. — Она постоянно вкалывает на кухне, и это нечестно.

— Я не мученица, — протестовала Руфа. — По правде говоря, я люблю готовить. У меня это получается лучше, чем у тебя.

— Ты знатная повариха, дорогая, но не терпишь конкуренции. Надеюсь, мой соус удивит тебя.

Губы Руфы передернулись:

— Спасибо, он уже поразил меня.

— Успокойся, Ру. Хоть раз в жизни дай мне проявить себя.

Рошан взглянул на месиво, кипящее на плите, и состроил рожицу Руфе за спиной Нэнси. Руфа виновато фыркнула.

— Какая приятная новость относительно концерта, — быстро проговорила она. — Это как раз то, что нам нужно.

— Ты сможешь оценить свой будущий дом, — сказала Нэнси, вытряхивая сухую приправу из пакета, — и решить, где расположишь новую оранжерею.