Последняя остановка перед Шрусбери – в Черч-Стреттон. Там в мое купе зашло много народу, и в моем чудном уголке, где я так уютно провела всю дорогу, стало тесновато. И сердце немножко упало. До сих пор я умудрялась не думать о конце поездки.

Даниэль не встретил меня на вокзале в Шрусбери. Я думала, он будет ждать на платформе, но его не было. Я прошла через турникет на стоянку. Подумала доехать автобусом, но понятия не имела, какой именно мне нужен и откуда он отправляется. Вот и еще одно: в долинах я знала все автобусы, и все маршруты, и какой мне может пригодиться. Красно-белый ходит до Кардиффа, а темно-красные – местные. Легко догадаться, что полезно знать драмы и куда как пройти, но я никогда не думала, как может пригодиться знание автобусов, пока не застряла там и ни туда и ни сюда. У меня была сумка и еще сумка с книгами, и не то чтобы багаж неподъемный, но и не пустяк.

У меня еще остались два фунта от десяти. (Может показаться, что много, но мне еще покупать немало книг. Я вернулась в вокзал, к киоску, и купила карту артиллерийского управления в розовой обложке, одна миля в дюйме, с Шрусбери и окрестностями. Я всегда думала, что «артирелистского», но оказалось, не так. Артиллерийское. Смешное слово и смешная мысль: военные делали карты всей страны для своих перевозок, а теперь продают всем и каждому. Ну, я-то не планирую вторжения.) Вернувшись к стоянке, я присела на скамейку. Нашла Майклхем, где стоит Олдхолл, и уже решила, что автобус на Волверхэмптон самый подходящий, когда наконец-то появился Даниэль. Я вздохнула с облегчением при виде подъезжающего черного «Бентли». Карту я сложила и убрала, но он заметил.

– Вижу, ты купила карту, – сказал он.

– Я интересуюсь картами. – Я смутилась, хотя смущаться следовало бы ему, раз он опоздал. Я села в машину. Он выбросил в окно окурок и отъехал. Так нельзя делать, даже на стоянке. Это дурная привычка. Я подумала о нем очень неодобрительно.

Пожалуй, я накуплю топографических карт. Они разбиты по квадратам, и, если начать коллекционировать, со временем можно собрать всю страну. Тогда я всегда найду дорогу и буду знать, как одни места расположены относительно других мест. Хотя они не очень-то помогут, если останутся дома, когда я буду где-то еще. Просто надо завести привычку брать с собой карту мест, куда еду, и, может быть, соседних.

Шрусбери – это где мне покупали форму. Маленький городок и весь вроде бы построен из розового камня.

В Олдхолл мы попали к вечернему чаю. К дневному чаю подают чай, пирожки, и рогалики, и маленькие бутерброды, но к вечернему полагается какое-нибудь горячее и сытное блюдо. В данном случае горячим была паста с сыром и ветчиной, а все остальное холодное. Сэндвичи с тунцом и огурцами, с ветчиной и петрушкой, с сыром и пикулями. Мне очень понравились. Рогалики оказались сухими, как Калахари. И крошились при попытке намазать их маслом. Я в четыре года лучше пекла. Об этом я промолчала, зато сказала одной из теть (я их все еще не различаю), что в следующий раз хотела бы что-нибудь приготовить. Кажется, такие вещи они одобряют.

Говорили они только о школе и ожидали от меня рассказов об учителях и об успехах нашего Дома. Они все три были в Доме Скотта и болеют за него куда больше меня. Никак мне их не понять. Они взрослые, у них собственный дом – и очень даже славный. Но они ничего не делают. Не читают, не работают, не рукодельничают. Они организуют благотворительные распродажи для церкви. Бабушка раньше тоже этим занималась, но при этом и учительницей работала на полный день. Дом они содержат хорошо, но разве это работа для троих? Моему отцу они платят за управление имуществом и деньгами, так что и этим не заняты. Они богаты, достаточно богаты, как мне кажется, но никуда не выходят и ничего не делают, только сидят дома, едят жуткие рогалики и с неподдельным энтузиазмом толкуют о временах, когда Дом Скотта выиграл кубок. Не скажу точно, сколько им лет, но родились они до 1940-го, так что не меньше сорока, а все переживают за дурацкий школьный «дом». Они не притворялись, вот что меня так заинтересовало. Я бы отличила. Они гораздо больше друг с другом разговаривали. Зачем они там сидят? Почему ни одна не вышла замуж? Может, они не выносят детей. Я для них определенно испытание, но это не в счет, могли бы, если захотели, завести милых аристократичных английских деток и выучить их не киснуть.

У Даниэля нашлась «Дорога славы», а еще сборник «„Уолдо“ и „Магия Инкорпорейтед“» – это, по его словам, единственное фэнтези у Хайнлайна. Еще он одолжил мне «Сломанный меч» Пола Андерсона. Я все еще читаю рассказы из «Каллахана», они ужасно милые, не совсем такие, как «Телемпат», но мне нравятся.

Завтра в церковь, потом обед с тетями и снова в школу, черт бы ее побрал.

Я помню, какой далекой казалась школа из лабиринта, но стоило вернуться, и от нее никуда не деться, как будто я и не уезжала.

Смешно подумать, как мелко все, что можно рассказать о каникулах. Всего неделя, но за нее столько произошло по сравнению со школьной неделей, что хватило бы на год. А когда меня сегодня на французском разговорном спросили, я только и смогла рассказать, что «Je visite mon grandpere dans Londres et je visite mon autre grandpere dans Pays de Galles»[6]. Два визита к дедушкам и все, а Мадам сказала только, что надо говорить «en» а не «dans». Я окунулась в школу, как в теплую ванну, и вода сомкнулась у меня над головой. Я могла бы рассказать им про Хеллоуин, Глорфиндейла и мертвых, но не стану.

«Дорога славы» меня глубоко разочаровала. Ненавижу! Бросила читать и вместо нее взялась за статьи Азимова, которые Джилл дала, – вот до чего ненавижу. Люблю Хайнлайна, но фэнтези – это явно не его. Просто глупо. И никто не скажет, что «О, Скар» звучит похоже на Оскар, это совсем неправдоподобно. Книга почти такая же мерзкая, как ее обложка, а этим кое-что сказано, потому что обложка настолько мерзкая, что мисс Кэрролл вздернула бровь, увидев ее от своего стола, через всю библиотеку. Забавно, что у «Тритона», где все про секс и социологию, на обложке взрывается космический корабль, а у «Дороги славы», где секс попадается иногда, но в общем это глупая приключенческая книжонка, такая обложка. Ожидается какой-то поэтический конкурс. Все вроде бы заранее ждут, что я буду победительницей.

Я скучаю по горам. Прежде по ним не скучала, только думала иногда, как здесь уныло. Но теперь я побывала дома, среди них, и скучаю активно, больше, чем по живым родственникам, больше, чем по возможности закрыть дверь кабинки. Здесь не то чтобы совсем плоско: пологие холмы, а в ясную погоду вдали можно рассмотреть горы Северного Уэльса. Но мне не хватает склонов вокруг.

Вчера на школьной территории пускали фейерверки и жгли костры. Я видела, как теснятся фейри-огневки. Их никто не замечал. Их может увидеть только тот, кто уже в них верит, вот почему чаще всего это дети. Такие, как я, не перестают их видеть. Для меня перестать их видеть значило бы сойти с ума. Но многие дети, когда вырастут, перестают, хотя раньше и видели. Я уже не ребенок, но и не взрослая. Должна сказать, мне не терпится.