Птахотеп тихонько вздохнул. Он знал, что выдержал самое худшее. Теперь помощники заполнили освобожденное от внутренностей тело содой. Один из «ставящих печать бога» зашил разрез грубыми стежками, и после этого тело положили в ванну из кедрового дерева, наполненную содой, а сверху присыпали слоем соли.

Как звезда Сотис[6]на семьдесят дней исчезает за горизонтом, так и тело фараона на такой же срок должно было находиться под слоем соды, которая удаляла из него всю воду.

Это была первая и самая короткая часть царского бальзамирования, и Птахотеп с облегчением покинул помещение, в котором висел тяжелый запах испражнений, гнили и благовоний.

Столица медленно пробуждалась от траура. Жизнь входила в нормальное русло.

В царских мастерских вообще не было времени горевать, ведь Озирис-Сети должен иметь в своей гробнице все необходимое и поэтому нужно было изготовить мебель, посуду, подставки и много других вещей из дерева, камня и металла. Золотых дел мастера со дня смерти царя день и ночь плавили, стучали, выковывали. Золотая маска на лицо была давно готова, потому что ее начали делать еще при жизни фараона, но сейчас было необходимо изготовить еще кольца для пальцев, а также изящные украшения на шею и руки. Кроме того, нужно было украсить золотом внутренность саркофага, сделать футляры для пальцев рук и ног царской мумии, выковать скипетр, роскошное оружие и многое другое необходимое фараону в его загробной жизни.

Для Птахотепа, второго жреца храма Пта, началось теперь собственно бальзамирование и подготовка к погребению Озириса-Сети — более длительная, но и более приятная часть миссия Анубиса.

Бальзамировщики тем временем превратили большой тронный зал в склад товаров. Тут громоздились рулоны тончайшего хлопка, в углу были свалены платки, из маленьких кувшинов разносился аромат драгоценных благовоний и масел, два больших бронзовых ведра со смолой стояли на огне, а между двумя окнами была помещена большая часть сокровищ. Там ждали своего часа золотая маска, царские драгоценности, два скипетра и сверкающие футляры для пальцев рук и ног.

Птахотеп на этот раз смочил маску шакала изнутри ароматной эссенцией и расширил отверстие для дыхания так, что теперь со всем удобством мог сидеть на своем стуле из черного дерева и наблюдать за продолжением работ.

Когда началось тихое пение жреца-чтеца, бальзамировщики извлекли тело мертвого фараона из содовой ванны. Обезвоженный и от этого сильно высохший труп стал темно-коричневым. Мумию заботливо вымыли ароматной водой изнутри и снаружи, старательно вытерли доску платками, а затем «ведающий тайну» начал бальзамировать царскую голову. Он окунул хлопковый платок в масло и в горячее смолистое вещество и смазал лоб, нос, рот, щеки и шею, долго втирая в них снадобье. «Ставящие печать бога» обрабатывали остальное тело. Необходимо было сделать засохшее и отвердевшее от соды тело вновь гибким.

На это потребовалось несколько часов, и только к вечеру можно было начать обвертывание мумии. Для этого помощники обмакивали хлопчатобумажные платки, намотанные на длинные крючки, в кипящую смолу, а «ставящие печать бога» заполняли этими платками полость тела, которую они перед тем протерли кипящей смолой. Нос и рот заткнули пропитанной смолой ватой и сделали по возможности как у живого. В тело под сердцем положили большого скарабея, на котором был вырезан текст заклинания с просьбой к судье мертвых не отвергать сердце умершего. Жрец пел:

— Знай, о страж Весов Справедливости, мое ка было тебе верно, ты остаешься в моем теле, ты даешь моему телу форму и жизнь моим членам. Пойдем на поля счастливо пребывающих в вечности, давай вместе бродить по ним. Да не покажется мое имя зловонным, нечистым повелителю Закатной страны…

«Да, — подумал Птахотеп, — фараон, хотя и знаком богам и действует по их воле на этом свете, тоже боится того, как будут взвешивать его сердце перед сидящим на троне Озирисом на Весах Справедливости».

Жрец заставил себя образумиться. Разве подобают такие мысли ему, столько лет служившему Сети? Боги избрали его, и он возвращается назад в их круг.

После того как под сердце фараона положили скарабея, помощник зашил разрез на теле и «ставящие печать бога» прикрыли рану золотой пластинкой в форме глаза Удят.

Эта работа была проделана в первый день. Птахотеп с облегчением велел снять с себя маску Анубиса, а бальзамировщики покинули дворец, чтобы вернуться в свои дома на западном берегу. Отряд дворцовой стражи встал перед тронным залом. Только две масляные лампы из розового гранита освещали мертвого фараона и его сокровища. Тело было накрыто тканью шафранно-желтого цвета. Золотая маска на стене глядела своими блестящими глазами из кварцита и черного оникса в счастливую, вечную жизнь на том свете. В эту жизнь через несколько дней вступит фараон после торжественных церемоний оживления, совершенных жрецами.

Мастера-бальзамировщики должны были работать и ночью при свете факелов. Шафранно-желтым платком крепко обвили тело фараона, а руки скрестили на груди и привязали. После этого на пальцы рук и ног надели изготовленные по мерке золотые футляры, обвили тело длинными кусками материи по определенной системе и зашили их. Один из прикладывающих печать богов стоял рядом с корзиной, полной магических амулетов, и время от времени втыкал их между льняными повязками. Это были знаки Анк, а также скарабеи, амулеты с сердцем, узлы Изиды, фигурки Изиды и Нефтиды, маленькие копии двойной короны и несколько особенно красиво обработанных фигурок Озириса. Большинство амулетов были из золота или электрона, некоторые сделаны из редкого, добытого на войне или путем торговли серебра. Другие — из ляписа, бирюзы, карнеола и яшмы, а кое-какие изготовлены из сверкающего на свете стекла. Полосы материи постоянно смазывали жидкой смолой. В конце процедуры формы мертвого тела под большим количеством бинтов становились нечеткими, и мертвый принимал традиционную форму бога Озириса. Самой последней надевалась великолепная и чрезвычайно ценная золотая маска. На грудь мумии клали пластинку с двумя скипетрами для скрещенных рук, нижнюю часть тела прикрывали цветным куском материи, на ноги надевали золотые футляры.

Забальзамированные внутренние органы помещали в четыре алебастровых сосуда, в то время как другие, собственно говоря, отбросы старательно собирали в многочисленные глиняные кувшины независимо от того, шла ли речь об остатках материала, мозга, соды, губках или остатках масел с травами. Все, что оставалось от бальзамирования или использовалось для него, нужно было отнести вместе с мертвым царем в гробницу.

Во время семидесятидвухдневного траура Рамзес принимал почести со стороны жрецов, сановников и послов из стран-данников. От хеттов тоже прибыли посланники, но они принесли только не имевшие ценности подарки и письмо от их царя Муваталли, которое сначала безмерно разгневало Рамзеса, а потом заставило его задуматься. Царь хеттов писал: