— Подожди, Рахим, подожди! — бригадир прервал своего нервного подручного. — Подожди, он все сейчас объяснит. Ты, умник, говори толком, что за баба, при чем тут она?

— Она в пятницу на склад приехала, машину куда-то отправила, а теперь не признается... А машина пропала, и шофер как сквозь землю провалился — ни слуху от него, ни духу... А она говорит, что не была на складе, когда ее там видели...

В сильном волнении Олешек забыл, что Анна только что вот тут в его кабинете сообщила ему, что шофер Витька лежит в больнице с переломами, а машина после аварии отогнана на стоянку. Потом он вспомнил, но решил не запутывать свои показания. Если он будет все отрицать, может быть, удастся выпутаться.

Олег Викторович никогда не думал, что он такой трус. Все когда-то познается впервые...

— Ладно, — с пугающим спокойствием проговорил бригадир, — это тебе она, баба эта, могла в уши туфту капать, нам она все скажет. Рахим у нас специалист, каких поискать. Лучше всякого детектора лжи.

— А как же! — вклинился Рахим повеселевшим голосом. — Ты мне только дай человека, а я уж из него все выжму!

«Сволочь какая Олешек, — в бессильной злобе подумала Лена, — сдал Аньку этим бандитам. Может, она и не виновата, а у этих виновата, не виновата — один разговор. Будут пытать, а потом убьют. Сволочь какая шеф наш оказался, а с виду и не подумаешь...»

— Ладно, — резюмировал бригадир, — где эта твоя Соколова?

— Она вот-вот должна сюда вернуться, — угодливо ответил Олешек, — может быть, вы ее подождете?

Леночка в ужасе покосилась на закрытую дверь кабинета. Аньку надо было спасать. Торопливо выключив щелчком переговорное устройство, она набрала номер мобильника Соколовой. Услышав ее ответ, вполголоса проговорила:

— Аня, ни в коем случае не появляйся на работе. И вообще, куда-нибудь исчезни. Здесь тебя такие бандиты караулят — просто ужас! А Олешек, паразит, заложил тебя со всеми потрохами.

— Что такое? — испуганно спросила Аня. — Какие еще бандиты, что им нужно?

— Это из-за той пропавшей машины... у них там такое, такое... — последние слова Леночка почти прошептала испуганным голосом и поспешно повесила трубку телефона, потому что дверь кабинета начала медленно открываться.

После Ленкиного звонка кусок непрожеванной спаржи колом встал в горле. Мало было мне неприятностей! Что творится вокруг этой несчастной козлятьевской машины? Почему она интересует бандитов? Неужели эти дурацкие уродливые глиняные козлы могут представлять собой какую-то ценность? То есть, конечно, пропавшая машина с выставочными экспонатами — это большая неприятность и ущерб для репутации нашей фирмы, тем более что машина пропала при таких загадочных обстоятельствах, но я надеялась, что все как-то уладится и окажется простым недоразумением, машина найдется и все встанет на свои места. В общем, даже Олешек не так уж сильно на меня наезжал — и все потому, что дурацкая керамика Козлятьева ни для кого не представляет настоящей ценности... Но если к нам в офис нагрянули бандиты — значит, все гораздо серьезнее. Из-за грошовых глиняных зверюшек они не стали бы поднимать шум! Как только что сказала Ленка — «у них там такое...». Жаль, она не договорила фразу, но это, скорее всего, не телефонный разговор. Позвонить ей еще раз, расспросить ее подробнее? Нельзя, наверняка нарвусь на бандитов или на разъяренного Олешка, а она при них все равно не сможет ничего сказать... Ладно, подождем, как только будет благоприятный момент, Ленка обязательно перезвонит, знает, что я мучаюсь неизвестностью.

И тут у меня возникла более плодотворная идея: отправиться в мастерскую Козлятьева и попробовать расколоть самого скульптора. Если вокруг его «шедевров» имеет место такая подозрительная возня, должен же он сам хоть что-то знать?

Тем более что мне все равно совершенно некуда было деваться. В офисе меня поджидали бандиты, домой ко мне они могли нагрянуть с таким же успехом...

Я еще раз набрала телефон Алены, но у нее по-прежнему никто не отвечал. Тогда я остановила частника и назвала адрес козлятьевской мастерской.

Водитель попался разговорчивый и всю дорогу пытался развлекать меня байками из своей богатой приключениями жизни. Мне было не до того, но, слушая его, я почему-то вспомнила того шофера, который подвозил нас с Павлом в роковую ночь — Вадима.

Расплатившись с частником, я поднялась на верхний этаж сталинского дома, где размещалась мастерская Афанасия Козлятьева.

Дверь мастерской была не заперта. Я пару раз стукнула в нее, поскольку электрический звонок был оборван, и вошла внутрь. В большом полутемном коридоре громоздились огромные картонные коробки из-под импортной техники. Издалека доносился жизнерадостный блеющий тенорок Афанасия Козлятьева:

— ... бе-ешено, бе-ешено популярны! Просто бе-е-зумно! Их покупает вся Финляндия, и даже в Бе-ель-гию увозят!

Услышав мои шаги, Козлятьев, сидевший посреди просторной мастерской в глубоком кожаном кресле и важно беседовавший по телефону, тряся реденькой бороденкой, прикрыл трубку ладонью и деловито распорядился:

— В коридоре, эт-та, в коридоре пока поставь, мне после куда надо занесут!

— Что ставить, Афанасий Леонтьевич? — удивилась я.

— Как что? Это ведь факс с ксероксом доставили? Тут он наконец разглядел меня, поперхнулся, моргнул и проблеял в трубку:

— Ну, мы с тобой поздне-е побе-еседуем, тут ко мне люди по де-елу пришли!

Я остановилась в дверях мастерской и огляделась. За то время, что я у него не была, благосостояние Козлятьева ощутимо возросло. На возвышении возле левой стены, как и прежде, торчало впечатляющее чучело огромного черного козла — Афанасий утверждал, что это чучело вдохновляет его на создание новых шедевров и создает в мастерской особую творческую атмосферу. Если считать творческой атмосферой запах в мастерской, то он был прав.

Теперь рядом с историческим чучелом красовались огромный телевизор «Сони» и отличный японский музыкальный центр. Напротив телевизора стояли пара антикварных позолоченных кресел и низкий столик, инкрустированный ценными породами дерева. В центре столика гордо возвышалась бутылка виски «Джонни Уокер» — самый дорогой сорт, с черной этикеткой.

Все остальное пространство мастерской было заставлено керамическими и деревянными парнокопытными, находящимися в разной степени завершенности, но, несомненно, носящими черты удивительного портретного сходства со своим создателем.

И еще, конечно, мастерская была наполнена густой козлиной вонью — так сказать, воплощенным творческим духом Козлятьева.

Прижав к носу заблаговременно пропитанный «Паломой Пикассо» платочек, я решительно вторглась в козлиный заповедник и подошла к скульптору, который повесил телефонную трубку и уставился на меня с надеждой:

— Ну, что, эт-та, нашла мои шеде-евры?

— Нет еще, Афанасий Леонтьевич. Но вот чтобы облегчить поиски, не могли бы вы ответить на несколько вопросов?