— Именно это я тебе и пытаюсь внушить.

— Ну, знаешь, это слишком. Ты, конечно, воспитан на домострое, но сейчас не средние века. Я люблю и уважаю свою профессию, и если тебе это не по душе, то это твои проблемы. А называть свою жену проституткой только из-за того, что она журналистка, вообще черт знает что. Между прочим, патологическая ревность — это уже диагноз. Кстати, завтра я вернусь поздно, у меня встреча в десять вечера.

Олег позеленел от злости.

— Только попробуй не вернуться домой к девяти, пожалеешь!

Ксения вышла из комнаты и демонстративно хлопнула дверью.

Спать они легли в самом мрачном настроении. Ксения, с одной стороны, жутко гордилась собой: она впервые смогла открыто и без слез противостоять домашнему деспотизму Барса. Она вновь и вновь вспоминала его удивленные глаза в тот момент, когда она заявила: «Это твои проблемы». Он явно не ожидал отпора. Может быть, именно поэтому их ссора не переросла в грандиозный скандал, а ведь могла бы. Майка, кстати, была бы сегодня довольна Ксюшей, сказала бы что-то типа: «Давно пора». С другой стороны, пугала перспектива предстоящих разборок с Олегом, поскольку она твердо решила: во что бы то ни стало пойдет в «Манхэттен». От этого зависело слишком многое и в плане работы, и в плане внутреннего мироощущения Ксении. Если она провалит это задание, она уже никогда не сможет писать, по крайней мере так ей казалось.

Утром Сорока поднялась по будильнику и побежала на кухню готовить завтрак. Олег во сне недовольно поморщился и перевернулся на другой бок. «Великий экономист готовится совершать великие дела!» — с каким-то злым сарказмом подумала Ксения. Сказать откровенно, в этот момент она не чувствовала, что любит Олега. Сейчас она воспринимала его скорее как противника, вставляющего палки в колеса ее жизни. А с этим она мириться не собиралась.

В университете Сорока все рассказала Майке. Они сидели в студенческой столовой, уминая второе вперемешку с десертом, и говорили, говорили. Внутри у Ксении все клокотало от эмоций, и она, живописуя диалог с Барсом, даже умудрилась расплескать компот.

— Так, подруга, успокойся. Ничего страшного не произошло. Твой котенок всего-навсего вообразил себя тигром и зарвался, а ты поставила его на место.

— А что будет, когда я вернусь сегодня домой?

— Что будет, то будет. Главное, не переживай, ты все делаешь правильно.

— Тебе легко говорить, а я только представлю себе, как он меня встретит, так мурашки по телу бегут.

— Что ж поделать, если работа у тебя такая нервная. Если ты мужа сейчас не построишь, потом всю жизнь маяться будешь, расхлебывать результаты своей мягкотелости. Ну, допустим, бросишь ты сейчас работу, запрешь себя в четырех стенах. И чем, скажи на милость, ты будешь заниматься? Детей воспитывать?

— Барс не хочет детей.

— Еще интереснее! Значит, ему нужна домработница, при этом еще и забесплатно, а он будет жить полноценной жизнью и только пальцем указывать, что тебе делать. Нечего сказать, хорошо устроился! А ты не думала, что он в итоге еще и все твои траты станет контролировать? Деньги-то он будет зарабатывать, а не ты!

— Что же делать?

— Делай то, что тебе душа подсказывает. Наступать на горло собственной песне — это какой-то изощренный мазохизм. В любом случае твой Барс того не стоит.

Подружки еще долго сидели вместе и все никак не могли разойтись. В итоге они прогуляли две пары, съели по три десерта, а покинув университет, выпили около станции метро «для храбрости» по слабоалкогольному коктейлю.

После разговора с Майкой у Ксении стало полегче на душе, прошла противная нервная дрожь, которая била ее со вчерашнего дня. До вечера еще оставалось много времени, и Сорока решила заехать в редакцию. Там она наслушалась советов бывалых работников газетной индустрии, которые учили ее «заходить на объект с фланга и иметь его, гада, по полной программе». Под общий хохот Сережка Ким рассказал ей о своем первом интервью.

Уже мило распрощавшись со своим визави, он понял, что его диктофон не работает. Не работает! А значит, вся работа насмарку. Находясь в глубокой депрессии, он не придумал ничего лучше, как уйти в глубокий запой. С этой целью Сережа истратил последние свои финансы на бутылку водки, пригласил в гости лучшего друга да отварил картошки. Когда бутылка начала показывать всем желающим свое дно, друг поинтересовался, а что, собственно говоря, произошло. Сергей пожаловался на судьбу-злодейку да на испорченный диктофон. «Тащи его сюда!» — скомандовал друг, вознамерившись либо отремонтировать стервеца, либо разбить его вдребезги. Внимательно осмотрев диктофон со всех сторон, он вдруг как-то странно хрюкнул и упал лицом на стол. Нетрезвый, а поэтому еще больше обеспокоенный Сергей попытался потрепать товарища по плечу, но тот только отмахивался от него да продолжал издавать непонятные звуки. Потом, наконец подняв голову, он простонал: «А ты батарейки вставлять пробовал?»

Оказалось, что Сережка, прощаясь с «объектом», бросил диктофон в свой вместительный городской рюкзачок. От удара о дно с диктофона слетела маленькая крышка, удерживающая батарейки на своих местах. И когда горе-журналист попытался прослушать кассету, естественно, ничего не вышло, хотя сама запись была в полном порядке. Статья получилась на славу, а Сергей с тех пор перед тем, как брать интервью, всегда тщательно проверял, как работает его техника.

В «Манхэттене» у Ксюши все прошло на ура. Сначала она здорово смущалась и даже побаивалась подойти к Алине и ее продюсеру. Все-таки это было первое в ее жизни настоящее интервью, совсем не те, что она брала на практике. Тогда в памяти сами собой всплыли слова редакторши Анжелы: «Это твоя работа, ничего зазорного в ней нет. Значит, ты просто должна выполнить ее наилучшим образом». И, вобрав в себя побольше воздуха, Сорока решительно направилась к нужному столику.

Алина оказалась весьма доброжелательной особой, словно чувствовала, что перед ней начинающий журналист. Она подробно ответила на вопросы Ксюши и даже подарила ей на память плакат со своим автографом. Сорока была на седьмом небе от счастья. У нее все получилось! Она смогла это сделать!

Домой она пришла во втором часу ночи. Барс уже видел десятый сон, и Ксюша мысленно перевела дух: кажется, пронесло.

Наутро Барс встал вместе с ней. Сорока приготовила завтрак для двоих. Про себя она ждала, когда же Барс скажет хоть что-нибудь по поводу вчерашнего дня, но Олег молчал, словно в рот воды набрал. Минут через десять тягостного молчания Сорока спросила:

— Ты сегодня к обеду придешь?

Олег проигнорировал ее вопрос, продолжая поглощать бутерброды с сыром. «Не хочешь разговаривать — как хочешь», — про себя подумала Ксения и, собрав сумку, умчалась в университет. Такой исход дела оказался для нее неожиданностью, но все же он был лучше, чем предполагаемый скандал. От бурного выяснения отношений Ксюша уже успела устать, ей не хотелось ни кричать на Олега, ни с пеной у рта отстаивать свою точку зрения. Хочет наказать ее молчанием — пускай, подуется — перестанет.