Но затем тень вышла на освещенный луной гравий парковки, и он узнал пушистый хвост и золотистые глаза. Геркулес.

Ну… ладно. Ник набрал побольше воздуха и побежал вниз по ступенькам, по покрытому трещинами бетону. Подпрыгивая на месте, он нащупал ручку и распахнул дверь. Свет был выключен. Хорошо. Это хорошо.

— Эй, мама!

Кухня была пуста.

Сердце тяжело стучало в груди, ему было трудно дышать.

— Мама? Мама?

Но и здесь ее не было.

Калеба по-прежнему мучили ночные кошмары.

После Ирака и после того случая семь недель назад, когда он столкнулся с демоном. Военный психиатр сказал, что со временем это пройдет, а пока сделал кое-какие назначения.

Калеб никогда их не выполнял. Он глотал достаточно таблеток, чтобы унять боль в покалеченной ноге, и не собирался глотать еще больше, чтобы справиться с ночными кошмарами. Проснувшись — сердце колотится, мозг иссушен, тело мокрое от пота, — он потянулся к Мэгги.

Но на этот раз его разбудил отнюдь не сон.

Он отодвинулся от жены и нащупал трубку телефона.

— Хантер, — сказал он, приглушая голос.

Но Маргред уже проснулась. Ее теплое округлое тело зашевелилась под одеялом, а рука легла ему на поясницу.

Дымку сна развеял взволнованный голос Антонии. Калеб угрюмо слушал ее, и внутри нарастало дурное предчувствие.

— Я сейчас приду. Отправьте его наверх. — Он сел на кровати. — Нет, ничего не трогайте.

— Что случилось? — спросила Маргред, когда он направился к шкафу.

— Реджина Бароне. — Калеб натянул рубашку. — Вчера вечером она не пришла домой.

— Она… Но… — Глаза Маргред испуганно расширились. — Что произошло?

Калеб присел на край кровати, чтобы надеть туфли.

— Это я и собираюсь выяснить.

Прошло уже больше часа с момента ночного звонка, а Калеб все еще не знал, действительно ли был вызван на место преступления.

При первоначальном осмотре ничто не указывало на то, что Реджина стала жертвой насилия. Ни признаков взлома, ни следов борьбы, ни угрожающих записок, предполагающих похищение или самоубийство. Никакого вандализма, никакого ограбления. Чеки за предыдущий день аккуратно пересчитаны, банковская сумка для инкассации лежит на виду возле нетронутой кассы. Все чисто убрано, все на своих местах — за исключением швабры, валявшейся в рабочем коридоре. Это то, что касается новостей хороших.

А плохие новости заключались в том, что Реджина просто исчезла. Испарилась. И пока для осмотра места происшествия не приедет следственная бригада, у Калеба не было ничего, за что можно было бы зацепиться.

Сейчас он стоял посреди гостиной в квартире пропавшей женщины, довольно убогой комнаты с ярким пятном красного одеяла на спинке дивана и окнами, украшенными свисавшими сверху отполированными морем осколками зеленого и золотистого стекла. На их краях уже заиграли первые лучи солнца.

Калеб потер лицо. День обещал быть очень долгим.

Антония хмуро смотрела на него.

— Я мальчика не уводила. Просто отправила его в постель минут пятнадцать назад.

— Сомневаюсь, что он спит, — сказал Калеб.

Он коротко переговорил с Ником, прежде чем спуститься и натянуть желтую ленту поперек дорожки к главному входу и вокруг автостоянки позади дома. И это определенно даст ранним рыбакам тему для разговоров.

Мальчик плакал, но рассуждал четко. Он помнил, что дверь квартиры была заперта, а дверь кухни не заперта, но закрыта. Нет, маму он с обеда не видел. После кино. Часов в семь. Его глаза искали в лице Калеба поддержки. Подтверждения, что все будет хорошо.

— С ней ведь все в порядке, да? — спросил он. — Вы найдете ее?

У Калеба не нашлось ответа, который был нужен мальчику.

— Это моя работа, — осторожно сказал он.

Антония упрямо поджала губы.

— Мальчику лучше отдохнуть в собственной кровати.

— Возможно, — согласился Калеб, — если бы только мне не нужно было обследовать помещение.

— Зачем? Ты же слышал, что сказал Ник. Она вчера просто не пришла домой.

— Это мы так думаем, что она не приходила домой. Но это не значит, что мы не можем осмотреть кое-что из ее вещей.

— Каких еще вещей?

Ей требовались объяснения. Но не как матери Реджины, скорее как его начальству, как мэру.

— Телефонную книжку. Записи в мобильном телефоне. Распечатки с кредитной карточки. Когда у нас будет список ее знакомых…

— Господи, Кэл, мы и так знаем всех ее знакомых! И знаем, кто это сделал. Тот бездомный парень, Иерихон, не помню его фамилию. Ты должен пойти за ним.

— Обязательно, — пообещал Калеб. — После того как закончу здесь. А сейчас я хочу, чтобы вы забрали Ника к себе.

— А кто же откроет ресторан?

— Никто. Вы закрыты, пока я не сниму оцепление с места происшествия.

Губы Антонии задрожали.

— Ты думаешь, что ее уже нет в живых?

— На этом этапе я не строю никаких догадок, — ровным голосом сказал Калеб. Будет лучше, если он оставит то, на что надеется и чего боится, при себе. — Может быть, она просто ушла погулять. Или навестить подругу. Но я должен обследовать место происшествия, пока здесь еще могут быть улики.

Он умолчал о том, что все, найденное им, вряд ли поможет сузить круг подозреваемых. На острове не было ни одного человека, который бы никогда не ел в ресторане Антонии и чьи отпечатки пальцев или следы присутствия нельзя было объяснить именно этим.

— А что я, по-твоему, должна делать? Кроме того, что сходить с ума от волнения?

— Составьте для меня список всех, с кем она разговаривала, подруг, может быть. Всех, кто мог бы вызвать ее посреди ночи…

— Реджина никогда бы не оставила Ники.

Калеб и сам так думал.

— Можете назвать еще что-нибудь, что могло бы объяснить ее исчезновение на пару часов? Наркотики, алкоголь, что-то в таком же роде?

Антония сделала усилие, чтобы взять себя в руки.

— В средней школе она выпивала. Как ты и все остальные. Что она делала в Бостоне, я не знаю. Но если бы у нее были какие-то пристрастия сейчас, я бы заметила.

Калеб кивнул. На острове молодежь рано начинает работать и рано начинает пить. Но если у вас проблемы, соседи обязательно будут об этом говорить. Калеб знал это по себе, он сам был сыном пьяницы.

— А как насчет мужчин? В смысле приятелей?

— Она бы не захотела иметь ничего общего с местными парнями.