Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он не знал, чего хочет. Чего-то… Сбросить сексуальное напряжение, это да. Но ему было нужно больше. Он хотел почувствовать, как она трепещет, как тает у него в руках. Хотел, чтобы она была мокрой и мягкой, чтобы была под ним. Он невыносимо желал ее нежности. Ее прикосновений.
Он поднял ее и усадил на стойку. Она обхватила ногами его талию, и он уже представлял, как сдирает с нее джинсы, как прокладывает дорогу к ней, в нее, прямо сейчас. Он уже нащупал ее пояс.
Ее руки легли ему на грудь.
Хорошо, да, касайся меня!
Она с силой оттолкнула его. Сбитый с толку, он поднял голову.
У нее были влажные губы и темные глаза. Маленький золотой крестик двигался в такт дыханию.
— Так что у тебя за дела с Маргред? — спросила она.
— Что?
— О чем вы говорили, когда я вошла?
У него кровь стучала в висках.
— Это не имеет ни малейшего отношения к тебе. И ко всему этому.
— Да? — Она попыталась сжать ноги. Он не шевельнулся. — Я не собираюсь заставлять ее ревновать. И покрывать делишки, которые вы скрываете от Калеба. Чего ты хочешь, Дилан?
— Я думал, это очевидно.
— Только не для меня.
Он взял ее руку и прижал к низу живота, где его твердое естество болезненно рвалось к ней.
— Тебя, — сказал он. — Я хочу тебя.
Губы ее дрогнули, но тут же скривились в презрительной улыбке.
— Очень хорошо. Прости, только мне это не польстило.
И не убедило меня.
Он рывком ткнулся членом в ее ладонь.
— А что могло бы тебя убедить?
Покраснев, она отдернула руку.
— Не знаю. Но уж никак не тисканье на кухонной стойке.
Где были, там и справились…
— Я тебя не тискал, — раздраженно сказал он.
Но прежде чем он успел повторить свою попытку, она уже оттолкнула его.
— Я не всегда имею в виду тебя, красавчик.
Все- таки есть другой мужчина!
Глаза его сузились.
— Кто он?
— Я не хочу об этом говорить.
— Тогда не следовало о нем упоминать! Так кто он?
— Как будто тебе действительно это интересно! — Она подняла голову, почти коснувшись его подбородка. — Ты сейчас не обо мне думаешь, а о том, кто еще получал то, чего так хочется тебе. Пошел ты!
— Ты же сама мне помешала. Тогда хотя бы поговори со мной.
Неожиданно вырвавшийся у нее смешок удивил обоих.
— Это был отец Ника. Доволен? Я работала у него.
— В Бостоне.
Ее глаза удивленно округлились.
— А ты откуда знаешь?
— Мне сказал Ник. Еще в первый день, на берегу.
Ее рука потянулась к цепочке на шее, к тотему Христа. Дилан видел этот жест и раньше. Может, она обращалась к Нему за помощью? Или это была просто привычка?
— Ник говорил с тобой о своем отце? — спросила она.
Он рассматривал ее грудь, золотую цепочку, гладкую кожу над краем майки на лямках.
— Он сказал, что ты от него ушла.
— Да. После того как Алэн четко дал понять, что не собирается иметь ничего общего ни со мной, ни с моим ребенком.
Что ж, дети — это… Дети являются серьезным обязательством. Неудивительно, что тот парень испугался. Дилан перевел взгляд с легкого изгиба груди на ее рот, чувственный и немного печальный.
— Есть вещи и похуже, чем расти без отца, — заметил он.
— Мне ли не знать…
Он удивленно поднял брови.
— Отец бросил нас, когда мне было три года, — пояснила она.
— С тобой была мать.
— Да, когда не работала… Для Ника я хотела бы другой жизни.
Тени в ее глазах встревожили его.
— У тебя не было выбора, — сказал он.
— Тогда — нет. Зато сейчас есть.
Дилан не ответил. Его рассудок по-прежнему был затуманен вожделением. Она вздохнула.
— Я не могу стать Нику матерью, которая постоянно будет рядом. Все, что я могу сделать, это уберечь его от человека, к которому он может привязаться.
Дилан нахмурился.
— Ты с самого начала знала, что я здесь не останусь.
И не я остановил тебя тогда на берегу.
Ее подбородок воинственно поднялся.
— Я была пьяна. Так или иначе, но это было до того, как я узнала тебя. И до того, как тебя узнал Ник. Он действительно может к тебе привязаться, и я не хочу рисковать.
— Я не собираюсь ходить за тобою по пятам. — От разочарования голос его стал резким. — Ничего не должно измениться. Я просто хочу секса.
— Секс все меняет. — Их взгляды встретились. У нее были теплые, честные глаза. — Мне следует быть осторожнее. Я тоже могу привязаться к тебе.
Его сердце сжалось. Он был селки. Привязанности противоречили его природе. И тем не менее…
— Ты себя недооцениваешь, — сказал он.
— Что ты хочешь этим сказать, черт возьми?
— Возможно, ты больше похожа на меня, чем подозреваешь.
Или, может быть, она обладала над ним большей властью, чем он мог признаться даже самому себе.
— У меня есть ребенок. У тебя нет. — Реджина спрыгнула со стойки и легонько оттолкнула его в сторону. — Попробуй взять на себя ответственность за кого-нибудь, кроме самого себя, тогда и поговорим.
— Я не могу есть в кухне.
Иерихон отступил на шаг от двери, сжимая пакет для еды на вынос. За ним на дорожку потянулся аромат жареной картошки с луком, смешивавшийся с запахом кипящего масла и душком из мусорного бака с остатками лобстеров. Реджина с отвращением поморщилась.
— Если бы это не было милостыней, — сказал он, — все было бы иначе.
Она нахмурилась. Ее бесило, что она больше ничего не может для него сделать. Не хочет сделать больше.
— Никакая это ни милостыня. Это всего лишь сэндвич.
Узкие губы Иерихона скривились в некоем подобии улыбки. Она заметила, что он попытался умыться и даже побриться. На его шее виднелась черта, за которой заканчивалась борода и начиналась грязь. Несмотря на столь своеобразное разграничение, Реджина решила, что без щетины он выглядит не таким пугающим.
— Может быть, я мог бы вам помогать, — предложил он, стараясь не встречаться с ней глазами. — В обмен на еду.
О нет! Она не собирается брать на себя еще один груз ответственности. Хотя, возможно…