— С чего вы взяли? — Ласточкин сделал невинное лицо. — Тем более что до меня доходили слухи, что Агриппина действительно была мастером своего дела.

— Да, она была очень хорошая, — подтвердила успокоившаяся Лариса. — И отзывчивая. Я призналась ей, что, как верующая, я не очень одобряю ее приемы, но она заверила меня, что она все понимает. Кроме того, она говорила, что пользуется только белой магией.

— Надо же, как интересно, — заметил Павел. — А сколько раз вообще вы с ней встречались?

— Три. Два раза контакт срывался, потому что установить связь с духом умершего не так просто, вы же сами понимаете…

— И все три раза вы платили за визит?

— Разумеется.

Я почувствовала, что у Ласточкина на языке вертится резкое слово, но, каким бы оно ни было, он сделал над собой героическое усилие и проглотил его.

— Расскажите мне про контакт, пожалуйста. Если вам не трудно.

Похоже, Лариса пребывала в затруднении.

— Вы видели вашего мужа? — мягко, но настойчиво продолжал Ласточкин. — Может быть, говорили с ним?

— Нет. Это был не совсем разговор, но он подавал мне знаки. Я… я спросила у него, помнит ли он обо мне, и он ответил «да». Я хотела знать, сердится ли он на меня, и ответ был какой-то странный: и да, и нет, как объяснил Геннадий.

— Что за Геннадий? — поинтересовался Ласточкин.

— Помощник Агриппины. Первый раз сеанс проводила она, а второй и третий — этот Геннадий. Агриппина говорила, что среди ее помощников он самый талантливый.

Николай Рыбников молчал, уставившись в стену, но даже затылок его выражал неодобрение. Чувствовалось, что он крепко стоит на земле и вовсе не склонен доверять всей этой мистике, попахивающей непонятно чем.

— Что еще сказал вам муж на вашем, э-э, свидании?

Лариса закусила губу.

— Я хотела спросить, кто его убил. Говорят, духи знают все…

— И что же он вам сказал?

— Я задала вопрос, но тут контакт неожиданно прервался.

Ласточкин улыбнулся. Глаза его мерцали.

— И, разумеется, вас пригласили прийти еще, — шепнул он.

— Да, — несколько растерянно подтвердила Лариса. — Но этот Геннадий… он меня напугал. Когда я уходила, он стал так настойчиво выспрашивать, не хочу ли я узнать свое будущее или кого-нибудь приворожить… и все таким странным тоном… Мне сделалось не по себе, и я ушла.

— Вздор это все, — проскрежетал Рыбников. — Вытягивают деньги из людей, шарлатаны паршивые… Главное, сколько в газетах про это пишут, а все равно находятся, — он покосился на Ларису, — такие, что к ним идут.

— Да, Коля мне все время твердил об этом, — пробормотала Лариса. — Но эта женщина… Агриппина… Она производила такое хорошее впечатление… И у нее такие знаменитые клиенты…

Что ж, как сказал мой знакомый, неизвестный (пока) актер Новицкий, слава еще никому не мешала быть дураком.

— Лариса Владимировна, давайте говорить начистоту. — Капитан подался вперед, его глаза впились в лицо молодой женщины. — Скажите, только откровенно: неужели вы и впрямь верите, что дух вашего мужа может достать где-то конверт, написать письмо ручкой, купленной на небесах, и послать его вам? Вы, вот вы, верите во все это?

Лариса, не поднимая глаз, разглаживала складку на юбке. Пальцы ее дрожали.

— Я не знаю, чему верить… Умом я понимаю, что этого не может быть, но ведь письма… ведь они есть… и это не мираж… Но если вы правы… и кто-то другой это делает… но зачем? Я никому не сделала ничего плохого… — Я вам верю, — отозвался Ласточкин, не вдаваясь в уточнения, что невозможно прожить на земле и пяти минут без того, чтобы не насолить кому-нибудь. — Однако давайте не будем забывать, что вы были связаны с человеком, который вряд ли являлся ангелом. Мир бизнеса жесток, и это еще слабо сказано. Мы, конечно, приложим все усилия, чтобы отыскать автора писем, но вы все-таки постарайтесь вспомнить, не было ли у него каких-нибудь врагов, которые могли перенести свою неприязнь на вас. Заодно подумайте, нет ли у вас личных недоброжелателей, которые могли бы отомстить вам таким изощренным образом. У этих писем должно быть реальное объяснение, слышите? Реальное! И, если вы вдруг что-то вспомните, немедленно звоните мне. Потому что это может оказаться куда важнее, чем вы думаете.

Пятница, 5 апреля. 9 часов 40 минут утра

Что такое, вы зеваете? Ну да, я прекрасно понимаю ваши чувства. Пятое апреля! Тот самый день! Ясно, говорите вы себе, что нас ждет впереди. Ласточкин и Синеокова будут на дне рождения Алисы Лазаревой — они ни на секунду не будут спускать с нее глаз, а когда они все-таки это сделают, то после непродолжительных поисков обнаружат знаменитую актрису лежащей в гостиной (справа на стене — картина Рубенса, слева — Дюрера) на ковре, толщина которого намного превосходит ту пачку денег, которую вы получаете в качестве зарплаты. В сердце у Алисы, само собою, острый нож, а возле трупа стоит бывшая лучшая подруга Оля Баринова и пытается вытащить этот нож из раны. Разумеется, глупые сыщики, то бишь мы с Ласточкиным, отказываются понять, что Оля попала сюда совершенно случайно и, кроме того, что она вовсе не убивала свою бывшую подругу. Только по чистому совпадению, подстроенному ловким убийцей, она оказалась у трупа, а нож попыталась вытащить то ли для того, чтобы он не торчал из груди столь неэстетично, оскорбляя Дюрера с Рубенсом, то ли в смутной надежде потом пристроить его для резки овощей. Но столь прозаические соображения не принимаются во внимание, и злобные сыщики защелкивают бедняжку в наручники и волокут ее по саду к полицейской машине, причем несчастная жертва их произвола изо всех сил вырывается и громко кричит о своей невиновности. Ах да, она же не может кричать, потому что у нее нет голоса, — ну ничего, автор ей его вернет, для пущего эффекта. В таких случаях легче всего сходит с рук сильное потрясение. Итак, бедняжку потрясло предъявленное ей обвинение, а также мускулистые руки капитана Ласточкина, эти — в буквальном смысле, и в последующих главах мы будем всеми возможными средствами устанавливать ее невиновность. Читателю, конечно, последняя была ясна с самого начала, но…

Ну что, мои бесценные читатели, вы уже настроились на такое продолжение событий? Ну тогда я вынуждена вас сильно разочаровать. Что, дня рождения не будет? Еще как будет, дорогие мои! И без трупа дело не обойдется? А как же! Зря я, что ли, уже столько глав веду к этому? Только вот об Оле Бариновой в качестве подозреваемой можете сразу же забыть. Почему? А потому что вчера, как только мы вернулись от Ларисы Парамоновой, начальник вызвал нас к себе и устроил головомойку. Чем мы занимаемся, в самом деле? На нас уже жалоба поступила, с самого верха! От кого? Ну, от Натальи Петровны Парамоновой. Будто бы мы осквернили своим неуместным присутствием ее жилище и вдобавок ко всему смели еще задавать ей вопросы! Вопросы — ей! Да кто мы такие, в конце концов?